— Говорят, — ответил я неопределенно.
— Она же старше меня на десять лет.
— На восемь, — ответил я.
— А как ты определяешь? — удивилась Маша.
— Такой дар у меня есть. Я определяю возраст с точностью до года и месяца рождения.
— А сколько мне лет?
— Двадцать четыре, и ты майская.
Насчет дара я сочинил только что. Просто у меня хорошая память. Школу она закончила в семнадцать, год работала кассиршей в бане, а потом перешла в магазин на место матери, которая в последний год много болела, и магазин часто был закрытым. А дочь не ставили, потому что несовершеннолетние не могли быть материально ответственными лицами. Она стала торговать в магазине в конце мая, вероятно, сразу после того, как ей исполнилось восемнадцать лет, а было это шесть лет назад. Я тогда ходил в четвертый класс.
— А чего ты еще можешь определять? — спросила Маша.
— В следующий раз расскажу.
— Буду ждать.
— Жди меня, и я вернусь, только очень жди.
ДАЛЬНЕЙШЕЕ СЕКСУАЛЬНОЕ ПРОСВЕТИТЕЛЬСТВО
Я выполнил еще один совет подполковника. Женщины любят красивые слова, особенно в стихах. Потом я это использовал довольно часто. Я читал женщинам стихи Цветаевой, Ахматовой, Пастернака, которые тогда мало издавались и были не так широко известны, как сегодня. Я читал даже тогда еще почти никому не известного Чичибабина.
Бутылку «Ливадии» я засунул в карман куртки, прикрывая рукавом горлышко, плитки шоколада уместились во втором кармане.
Я позвонил в дверь дома главврача. Вера открыла почти сразу, будто стояла перед самой дверью. Она была в легком платье с открытыми плечами. Я отметил ровный загар, который еще не успел сойти. Я выставил на стол «Ливадию» и выложил шоколад «Гвардейский».
— У тебя неплохой вкус, — похвалила меня Вера.
— Вкус определяется ассортиментом местных магазинов, — ответил я.
— Не обязательно, — не согласилась Вера. — Парни из нашего класса обычно приносят портвейн «Три семерки», который пахнет жженой пробкой. Я приготовила ужин.
На столе в вазе были яблоки и груши. Она принесла зажаренную в газовой плите курицу, салат «Оливье», шпроты не в банке, а в специальной тарелке — я не знал названия этой длинной стеклянной посудины.
— Что будем пить? — спросила Вера.
— Я вообще пью мало, — признался я.
— Тогда выбирай. — И она открыла встроенный в книжный шкаф бар с подсветкой. Чего только здесь не было! Коньяки «Наполеон», «Наири», «КВ», водки «Столичная», «Московская», «Посольская», «Лимонная», шампанское «Советское», болгарское, венгерское, вина с грузинскими и армянскими названиями, из которых я запомнил «Твиши», «Хванчкару», «Киндзмараули», потому что где-то читал, что их любил пить сам Сталин.
— Это все подношения благодарных пациентов. Я предпочитаю ликеры. Люблю «Бенедектин». — И она достала бутылку с зеленоватой жидкостью. Я увидел открытую бутылку «Столичной», вместо пробки на горлышке было надето блестящее сооружение с клювом-краником.
— Чуть водки, — сказал я. Я выпил водки, потом попробовал «Бенедектин», сладкий и липкий «Бенедектин» мне понравился. Я как-то не заметил, как мы опустошили всю бутылку. Я пил меньше, чем Вера, но и у меня слегка кружилась голова, и говорил я медленно, стараясь выговаривать слова. Вера смеялась. Ей хотелось знать мое мнение о парнях из нашего класса, но особенно ее интересовало, что я думаю о девчонках. Я не привык обсуждать достоинства и недостатки женщин, да и не с кем было, с ребятами я обсуждал только футбольные игры: кто мог забить и что помешало. Вера, не получив ожидаемого ответа, отвечала сама:
— Дура, но настойчива… Подлипала…
— Может, не дурна, но с плохим вкусом…
— Зубрила…
— Не глупа, но с задницей до колен.
— Единственное достоинство — коса. Дурацкое занятие отращивать волосы. Мороки много, неудобно.
Я больше слушал, но потом начались конкретные вопросы.
— Расскажи, как ты решился лечь в постель со взрослой женщиной.
— А никакой решимости не было.
— Но ты же хотел ее?
— Хотел.
— И как начал?
— Уже не помню.
Я пробовал увильнуть от слишком откровенного вопроса.
— Нет, ты помнишь, — настаивала Вера.
— Да все просто, — решился я. — Я обнял, стал с нее стягивать трусики. Она сказала: «Я сама» — и пошла расстилать постель.
Я понимал, что не надо бы мне все это рассказывать, но она еще девочка, а я уже взрослый мужчина, я ведь уже знал, что такое овладеть женщиной, и мне хотелось показаться перед нею опытным — я знал то, чего еще не знала она.