— Караван будет большой и идет к самому Хаттабу…
Разведчик слушал, прикрыв глаза и покачиваясь на стуле, вроде бы совершенно безразлично.
— Тоже на рынке слышал?
— Да, тоже на рынке, там много услышать можно. Много говорят… Вот еще…
— Бабы говорят? — прервал его вопросом русский.
— Бабы? Почему бабы? — удивился Хамзат неожиданному повороту разговора.
Русский, не отвечая, в очередной раз качнулся на стуле, и страшный удар в коленную чашечку заставил Хамзат взвыть и согнуться в три погибели от взорвавшейся в ноге боли. Вскочивший со стула разведчик одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и резким рывком за волосы задрал ему голову вверх, сверкнувшая молнией в его руке сталь ножа хищно прижалась отдающим холодом лезвием к горлу. В лицо чеченцу впились опасно посеревшие отдающие стальным оттенком глаза.
— Потому что бабы обычно несут всякий вздор и заведомую чухню, — обманчиво ровным и спокойным голосом произнес русский. — Вот вроде как ты сейчас.
Хамзат лишь хрипел, закатывая глаза и тихонько подвывая от боли.
— Ты что, сука, забыл, о чем я тебя предупреждал в прошлый раз? — ласково водя туда-сюда ножом по натянутому горлу, продолжал разведчик. — Так я тебе сейчас напомню. Если ты считаешь, что ты самый умный и можешь вешать лапшу на уши тупым гаскам, то ты сильно ошибся, очень сильно… Видно придется мне рассказать местным старейшинам, кто навел комендатуру на Махмаева… Придется? Как думаешь, а?
— Вам не поверят… — просипел, вздрагивая всем телом и боясь пошевелиться, чувствуя, как остро отточенное лезвие скребет по заросшей трехдневной щетиной шее, легко сбривая жесткие топорщащиеся волоски, Хамзат.
— А-а, вот ты как решил? Мол, мое слово, против слов презренных гяуров, и кому, спрашивается, поверят больше? Нет, дорогой мой шимпанзенок, шалишь… Это смотря как рассказать… Ты Хатимат Хамханову знаешь, нет? Не знаешь? Странно… Ну тогда поверь на слово, есть тут такая местная достопримечательность, паленной водкой торгует. А уж болтливая она баба, сил нет! Что услышит, моментально, на все село разнесет… Так вот, местные комендантские бойцы у нее частенько водочкой затариваются, да и офицеры не брезгуют. Завтра к ней заедет помощник коменданта, возьмет три пузыря, и расскажет, что к нему однокашник из ГРУ приехал, гулять будут. Потом подъедет еще, часа через три за добавкой, с этим самым однокашником, со мной, то есть, уже изрядно подвыпившие оба будут. И вот пока эта самая Хатимат в дом за водкой побежит, расскажет однокашник помощнику коменданта, про то, что ты давний его агент и не одного моджахеда уже за деньги продал, а последним твоим сообщением мне как раз Махмаевы и были. Ну а поскольку я пьяный, так и говорить буду громко так, что эта самая Хатимат наверняка услышит. Потом мы с помощником поедем водку пьянствовать и ждать известия о том, что тебе глотку перерезали, как барану. Вот так примерно…
Нож легонько скользнул, надрезая кожу на шее Хамзата, от внезапной резкой боли тот дернулся, но удерживаемый мощной рукой разведчика за волосы, быстро затих.
— Ну что? Все еще считаешь, что мне не поверят? Все еще хочешь попробовать?
— Шайтан, — глухо выдохнул Хамзат.
— Да нет, это ты уже слишком. Разве что его заместитель по Чеченской республике, — холодно и неприятно улыбнулся ему разведчик. — Ну что? Все осознал? Говорить будем?
— Будем, — судорожно сглотнув, просипел чеченец. — Только нож убери и отпусти меня.
Люд все так же улыбаясь неуловимым движением руки спрятал тускло блеснувший клинок в ножны и, до хруста костей потянувшись по-кошачьи гибким телом, неспешно направился к отлетевшему в сторону во время суматохи стулу, не спеша поднял его и, аккуратно поставив на прежнее место, сел.
— Ну? Слушаю тебя?
— Ты платить обещал… — облизнув пересохшие губы и непроизвольно потирая шею, произнес Хамзат, глядя куда-то в сторону.
— Обещал, значит, заплачу, — серьезно и веско ответил Люд. — Я с тобой дело честно веду, не обманывая…
Он прекрасно знал, что молодой чеченец сейчас отчаянно пытается сохранить лицо, понимая, что проиграл вчистую и все равно сделает все, что захочет ловко поддевший его на крючок разведчик, все же пытается выдвигать какие-то свои требования. Вроде как сравнивая счет: мне пошли навстречу, ну и я в ответ тоже… Так примерно потом эти мелкие уступки прольются целительным бальзамом на израненное горское самолюбие, помогая примириться с происшедшим. Потому в данный момент Люд готов был пообещать что угодно, хоть луну с неба, лишь бы чеченец начал говорить, прошел ту самую переломную точку, за которой свершившееся уже не изменить, не исправить и остается только смириться, как бы тяжело и унизительно оно ни было.