За подобными мыслями и занятиями время летело приятно и незаметно. Док появился лишь однажды, да и то только для того, чтобы справиться о моих особых просьбах. Невинным тоном я попросил его принести ананасы и шампанского. А когда он терпеливо переждал мой приступ веселости, задал вопрос, который беспокоил меня давно - еще с первой встречи с Академиком. Но тогда в моей голове царил такой сумбур, что нужные слова просто затерялись в извилинах.
«Слушай, Док, а для чего вся эта "разведшкола"? Ну, для чего меня обучают не выделяться из среды людей прошлого, если мне придется все равно перед ними раскрыться?» Док усмехнулся, покачав головой, словно я сказал несуразную глупость.
«А ты представь, Ник, что бы ты всего пару месяцев назад подумал бы о человеке, который с ходу выдал бы тебе новость, что он пришелец из будущего и явился с какой-то там специальной миссией?»
Пришло время мне почесать затылок: «На слово, конечно, не поверил бы. Но увидев доказательства...» Док опять покачал головой. «Не доработали с тобой, как я погляжу, наши специалисты по обстановке. Сегодня мимо подобного чудака скорее всего пройдут мимо. Ну или обчистят в подворотне - это уж как повезет. А вот если ты отчебучишь подобное в сорок первом, то думаю визита в местное НКВД тебе точно не избежать. И окажешься ты, мил друг, после этого, вероятней всего, в каком-нибудь Сиблаге. И даже обижаться будет не на кого и не на что — это дорогой товарищ называется бдительностью».
«Вот им то я и предъявлю доказательства», - огрызнулся я, мысленно соглашаясь с приятелем. Док же тем временем продолжал: «Я собственно и пришел для того, чтобы обговорить твое поведение в том случае, если в ходе первого визита контакт с местными все же состоится. Перво-наперво запомни: о твоем задании ты можешь говорить не абы с кем и даже не со всяким чином с малиновыми петлицами на гимнастерке, а лишь с теми людьми, о которых тебе сообщали на занятиях. Имена их тебе напомнить?» «Не надо», - отмахнулся я. «Лучше я сам память потренирую. Итак: народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия — это раз. Народный комиссар государственной безопасности Всеволод Николаевич Меркулов - это два. Начальник Первого отдела НКГБ СССР Николай Сидорович Власик - это три. Ну а четвертый мой конфидент - сам вождь всех времен и народов - Иосиф Виссарионович Сталин, то бишь Джугашвили, по кличке "Семинарист", а для товарищей по борьбе - "Коба".
Лицо Дока стало строгим как у школьного учителя, которому изрядно надоел избалованный оболтус. «Ты там шуточки свои про «вождя народов» и в мыслях не держи. Знаешь, что у трезвого на уме…» Я шутливо поднял руки, капитулируя перед неоспоримой логикой собеседника. «Помню, помню. Выпивать, кстати, мне там тоже будет нельзя». «Не выпивать, а напиваться», - в глазах Дока блеснули озорные искорки. «И с женским полом там будь поосторожней. Содержать незаконнорожденных детей будешь за свой счет».
«Я бы попросил Вас, любезнейший», - с оскорбленным видом начал я, но лицо Дока опять стало серьезным. «Пожалуйста, Ник, пойми - ты наша, я имею в виду не только сотрудников "Куба", но и всех тех наших современников, кто может быть спасен нашим проектом, надежда. От успеха твоей миссии зависит будущее нашей страны. И учти - в том времени, куда ты отправишься, сволочей и предателей тоже хватает. Не так много, как у нас, конечно, но на твой век хватит. Есть они и в окружении генсека. Имена тех, кто нам известен, мы тебе назвали. Но их там больше, гораздо больше. В партии большевиков и до революции, как, впрочем, и в других политических партиях тогдашней России, было немало мрази. Многие из них являлись агентами иностранных разведок, руководивших развалом Российской империи. Тех, кто сидел повыше и принадлежал к так называемой "Старой гвардии" ВКП (б), прижали к ногтю еще в тридцатые. Но их выкормыши и просто обыватели с партбилетами в карманах остались и на местах, и в самой Белокаменной. Эта "пятая колонна" пока что деморализована потерей главарей и поэтому забилась по углам. Но стоит Советскому Союзу столкнуться с серьезными испытаниями, час великой измены обязательно пробьет».
Это я хорошо понимал из опыта недавнего прошлого своей страны. Еще ребенком помню, как подонки, имевшие от прежней власти все - от персональных автомобилей до таких же дач и обслуги - когда Горби "раскачал лодку" - стали публично рвать красные книжки и каяться в былых коммунистических заблуждениях. А заодно и наперегонки лизать тыл новым демократическим кумирам. Насмотрелся я на такое в избытке.
«Приспособленцы с партбилетами опаснее открытых врагов», - продолжал тем временем Док. «Именно они продали и уничтожили в марте 1953-го самого вождя, а спустя 40 лет и его детище - Советский Союз».
«Ладно, Док», - прервал его я . «Будем считать, что я проникся текущим моментом. Давай лучше поговорим о моей легенде».
Глава 8. Легенда.
" Если завтра война, если враг нападет,
Если темная сила нагрянет, -
Как один человек, весь советский народ
За свободную Родину встанет."
(В.Лебедев-Кумач)
Легенду мне представил сам Академик. Согласно ей, звали меня теперь Никифор Васильевич Полуянов, тридцати лет от роду,
из крестьян. Красноармеец, демобилизован по ранению, полученному на войне с белофиннами. Меня немного покоробило разжалование в рядовые, но Академик пояснил, что командиров с таким ранением, что указано в моей красноармейской книжке, летом 41-го уже не демобилизовали. Напротив, полным ходом шла мобилизация всех лиц призывного возраста. Страна готовилась к большой войне. Вот только начать ее следовало вовремя.
«Вам нужна будет свобода действий», - пояснил Академик. «Не тушуйтесь, Ваша карьера в Красной Армии еще впереди». Я сердечно поблагодарил начальство за радужные перспективы своего будущего, после чего мы перешли к конкретным инструкциям. «Итак», - наставлял меня Док, «если во время первого перемещения контакта с местным населением избежать не удастся, ты будешь действовать по второму варианту, то есть выходить на связь с нужными нам людьми. Но, повторяю — это заштатная ситуация, которой лучше избежать».
Потом он заставил меня заставили вызубрить наизусть текст письма - обращения к Сталину от имени руководства "Куба". Само же письмо и некоторые документальные материалы были тщательно свернуты в рулон, лежавший на самом дне моего "сидоре". Сам вещмешок был таким потрепанным на вид, что у любого патруля - хоть армейского, хоть милицейского - должна была начисто отпасть всякая охота его проверять. С этим бесценным грузом мне следовало добраться до ближайшей железнодорожной станции и получить там литерный билет до Москвы, положенный мне как демобилизованному бойцу РККА. Затем, оказавшись в столице, позвонить по указанному номеру из ближайшей телефонной будки. Фраза, которую мне нужно было сказать моему собеседнику звучала более, чем буднично:
«Привет от дяди Яши. Гостинцы привез – встречайте».
После чего требовалось лишь указать свое местонахождение и ожидать пока за мной приедут. А в том, что приедут, в этом мои новые командиры не сомневались. На мой вопрос, почему нельзя позвонить или просто отправить телеграмму из ближайшего населенного пункта, Док терпеливо разъяснил мне, что междугородние переговоры в те стародавние времена транслировались по линии несколькими телефонистками, а в телеграмме пришлось бы указывать место службы моего адресата, что было совершенно невозможно из соображений все той же секретности.
«Те люди, что направили твоего прадеда сюда, предупредили нас о том, что над ними нависла угроза ареста. В руководстве партии и НКВД есть предатели, готовящие устранение вождя и которые знают о секретной миссии твоего прадеда. Конкретных имен, к сожалению, нам не назвали, но сам факт такого поворота событий не может нас не настораживать. Поэтому секретность на всех этапах проведения операции должна быть строжайшей». В заключение Академик сказал:
«Итак, Николай, первая попытка завтра в одиннадцать ноль-ноль. К этому времени техническая служба подготовит систему к работе. Если все пройдет в штатном режиме, в прошлом Вы пробудете около суток. Постарайтесь этой ночью хорошенько выспаться. Завтра Вам потребуются свежая голова и все Ваши силы».
Глава 9. День первый.
"Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!"
(Из речи В.М.Молотова по радио от 22 июня 1941 года)