Тем временем за спиной прозвучала уже новая команда, не менее категоричная: «Цюрюк!» Ну что ж, как говорили в старой Одессе, если полицмейстер предлагает садиться, то неудобно стоять. Не дожидаясь третьего приглашения, поднимаю руки и медленно, чтобы не раздражать неизвестных, поворачиваюсь на окрик.
Их было двое - оба в мышиного цвета мундирах, рукава закатаны. У одного пилотка заложена под погон, у другого красуется на положенном уставом месте. Судя по петлицам - это связисты. Да и катушка с кабелем за плечами рядового не оставляет сомнения: телефонисты тянут провод полевого телефона. У "гефрайтора" за плечами покоится боевой брезентовый рюкзак светло-серого цвета. Оба вооружены карабинами Маузера. У старшего за ремень портупеи засунута граната с длинной деревянной ручкой. Я не большой знаток трофейного оружия, но эту штуковину хорошо помню из старых фильмов про войну. Немецкая граната М-24, прозванная самими фрицами "колотушкой". Чтобы бросить такую, нужно отвинтить колпачок в нижней части рукоятки и дернуть за фарфоровое колечко. Такими вот гитлеровцы были аккуратистами - безопасность солдата для них стояла на первом плане. То ли дело наши "РГД-эшки" или "эфки" - у тех кольца торчат без всяких колпачков, а положить сей предмет можно куда угодно, начиная с специального подсумка и заканчивая карманами широких галифе или, например, как сделал я - в вещмешок.
Сделал и теперь каюсь. "Эфка" бы мне сейчас здорово пригодилась, но вот сомневаюсь, что рыжий "гефрайтор", держащий мой "сидор", позволит мне нем покопаться. "Фрицы" тем временем расслабились. Не до безобразия конечно, карабины по-прежнему у них в руках, но вот стволы у карабинов опущены. Не боятся меня эти "гансы", хотя и недоумевают очевидно. Откуда я такой здесь нарисовался? Как там фильм тот назывался? "Один и без оружия", помнится. Прямо про меня. Правда, я не совсем уж безоружен. Нож предусмотрительно заложен за голенище сапога, а пистолет покоится за брезентовым ремешком галифе - под гимнастеркой.
Хорошо, что я взял с собой плоский ТТ, который удобно носить и прятать под одеждой, а не предложенный мне Доком "наган". У "ТТ-эшки», конечно, есть и свои минусы. В его довоенных и военных образцах из соображений технологичности, ударник сделан из говенного метала и после нескольких сот выстрелов вылетает стрелку прямо в глаз со всеми вытекающими для него последствиями в виде выбитого ока. Да и магазин у "Токарева" имеет обыкновение выпадать из рукоятки, что в бою знаете ли совсем некстати. Я не говорю уже о том, что заложенный, как у меня сейчас, за пояс этот пистолет может запросто отстрелить своему владельцу что-нибудь очень нужное, ибо нормального предохранителя у этой системы просто нет. Правда нет и самовзвода, да и спусковой крючок перемещается целиком - так что, если курок не взведен, случайного выстрела не последует. Зато благодаря своему приличному вес и длинной рукоятке, этим пистолетом очень удобно, например, дать неприятелю в "репу".
Что я и делаю, после того, как улучив момент, вытащил это творение отечественного военпрома из-за ремня. Звук удара сопровождается противным хрустом черепа, что не оставляет надежды на поправку здоровья рыжеволосого "ефрайтора" в нежных объятиях белокурой "фройлян", если она конечно у него была. Хотя наверняка была, ибо от немца за версту разит приторным запахом дешевого одеколона - тот еще франт! Мне этот запах чем-то напомнил цветочный одеколон "Гвоздика", которым мы отпугивали назойливых комаров в полевом учебном центре в ярославском лесу в мою курсантскую молодость.
Второй немец демонстрирует неплохую выучку, быстро передергивая затвор и вскидывая карабин к плечу. Одна только неприятность - заплечная катушка задевает приклад и мешает "фрицу" прицелится, поэтому он на секунду замешкался. Этой секунды, впрочем, ему вполне хватило, чтобы пропустить удар моей ноги в его пах и, завыв как собака, солдат скорчился на земле. Дальше - дело техники. Нет, я конечно мог бы для красного словца описать якобы охвативший меня прилив сострадания и человечности к поверженному немцу. Рассказать о том, как упокоив свою белобрысую башку у меня на коленях, этот Ганс, Макс или Вилли, не знаю уж как его назвала когда-то родная "муттер", с благодарностью поведал мне то немногое, что ему известно о ближайших планах вермахта. После чего, мы бы уронили свои скупые мужские слезы на небритые солдатские щеки. Одним словом, "Дружба - Фройн-дшафт!"
Мог бы, но я не стану врать. Потому что ничего такого не было. Не было, по той простой причине, что никакого сострадания к этому долговязому "сверхчеловеку" я тот момент не испытывал. Он был для меня не человеком, а врагом, который пришел убивать моих соотечественников. А хороших и при этом живых врагов, как известно, не бывает. Одним словом, "а ля гер - ком а ля гер", майн камараден!"