И я поверил. Тут надо пояснить, что зовут меня Николаем Ивановичем Воропаевым. Мне 30 лет и уже три месяца как я бывший военный. В отставку вышел в добровольно-принудительном порядке, врезав по физиономии одному мерзавцу - обладателю полковничьих погоны и, по недоразумению командования, называвшемуся заместителем начальника штаба группировки. Случилось это после того, как вышеназванный хлыщ - генеральский зятек - потребовал от меня написать рапорт, порочащий действия моего командира и друга - "Палыча". Подробности вспоминать не хочу, потому как получилось все скандально и гадостно. Наш сводный отряд в составе взвода спецназа и приданной нам роты десантников должен был блокировать и уничтожить отряду одного полевого командира на территории Северокавказского федерального округа.
Первая часть нашей операции прошла как по писанному. Селение окружили ночью, бесшумно сняв часовых. Но затем случилось непредвиденное. Мы планировали захватить дом, где находилась "верхушка" банды по-тихому, чтобы избежать ненужных жертв среди мирного населения. Хотя понятие "мирное" в условиях партизанской войны, да еще в горах - весьма относительное. Но мы действовали именно так, потому что того требовал приказ и наша совесть - совесть людей, не желавших проливать кровь стариков и детей. И надо было одному боевику выйти по малой нужде именно тогда, когда наши ребята "зачищали" часовых. Успел все-таки бородач пошуметь перед смертью.
Боевики, среди которых было немало наемников, попытались прорвать окружение, прикрываясь живым щитом из местных женщин и детей. Наш выбор был невелик: либо дать наемникам, а идея живого щита зародилась в "просветленных умах" именно "солдат удачи", уйти, либо начинать штурм. Мы выбрали последнее. Выбрали, потому что знали конечную цель банды - прорваться на территорию соседнего региона. А что бы стало там с действительно мирными женщинами, стариками и детьми объяснять, думаю, не надо. В общем, бой был короткий и жестокий. Мы старались щадить тех, кем безжалостно прикрывались наемники. Среди стрелявших в нас я, кстати, разглядел несколько вполне европейских физиономий и даже одну женщину-снайпера. После боя я разглядел и оружие этой "снайперши" - бельгийскую самозарядную винтовку СКАР. Вообще-то СКАР - это оружие второго номера, но зато она снабжена отличной оптикой и магазином на 20 патронов. Для походных условий - самое то. Правда, на целых полкило тяжелее нашей СВД-"эшки", но зато автомат. Одним словом, недостатка в вооружении и боеприпасов у боевиков нет, да и в желающих подзаработать в "горячих точках" на чужих жизнях тоже.
Но на войне, как на войне - к сожалению не обошлось без жертв и среди жителей селения. А после боя, приехал тот самый начштаба. Да не один, а в теплой компании военного прокурора. Прокурорскому оно понятно - показатели работы повышать надо. А как их повысишь? Не бороться же в самом деле с воровством генералов. Тут не то, что орденов не выслужишь - так еще и в шею попрут из органов. И это еще в лучшем случае.
То ли дело бедолагу строевика какого-нибудь за цугундер взять. И пошло-поехало. С ходу этот "Карлсон", как я с первого взгляда прозвал толстого и коротконого полковника, устроил майору Павлову выговор за "непродуманные действия" и потребовал от него составить рапорт. Нет, отчитаться о результатах спецоперации конечно положено. Таков порядок. Но вот чтобы так сразу, не дав командиру попрощаться с погибшими товарищами, засадить его за «писанину» - так с боевым офицером мог поступить только последний гад.
Палыч сжал челюсти до хруста - так, что под щеками заходили желваки, но подчинился приказу. Понимал мужик, какая ярость против этого лощенного проходимца закипает у нас, стоящих неподалеку и хорошо слышавших весь разговор, протекавший к тому же на весьма повышенных тонах. А после ухода Палыча этот хлыщ обратился ко мне как к заместителю командира группы. Потребовал составить объяснительную записку и открытым текстом порекомендовав признать действия майора Павлова неправомерными и авантюристскими.
При этом полковник допустил свой главный промах, стоивший ему двух передних зубов. Скользнул взглядом по моему запыленному камуфляжу и вообразив, что я горю неугасимым желанием окопаться при штабе, он великодушно пообещал:
«Тебе, капитан, это зачтется. Надеюсь, ты меня понимаешь и правильно составишь рапорт».
Неудобно как-то разочаровывать человека, искренне верящего в твои умственные способности. Я согласно кивнул головой и отправил упитанного коротышку в нокаут прямым ударов в то, что у приличных людей называется лицом.
Что тут началось! Меня арестовали и посадили на гарнизонную гауптвахту, посоветовав готовиться к трибуналу. Спас меня наш командир части - боевой генерал, прошедший "афган" и две чеченские кампании. Не знаю, как он объяснялся с тестем этого "Карлсона", но дело закончилось "малой кровью". Мне велели написать рапорт на увольнение по состоянию здоровья, а Палычу объявили неполное служебное соответствие. Наскоро организованная медкомиссия в окружном госпитале признала мои нервы абсолютно непригодными для продолжения службы в доблестных войсках специального назначения и вскоре я уже трудился охранником в солидном ЧОПе, куда попал по рекомендации одного своего бывшего сослуживца.
Хозяином этой "охранки" был отец этого сослуживца, поэтому мое трудоустройство прошло без сучка и задоринки. Узнав об обстоятельствах моей преждевременной отставки, шеф только хмыкнул и велел секретарше оформлять меня на работу.
Обращение "Ник" придумал мне все тот сам Док, явно тяготевший к англоязычной краткости. И вот теперь он же предложил мне экскурсию в свой "Куб". А чем собственно я рисковал, согласившись на такую поездку? Взвесив все "за" и "против", я решил, что особенно ничем. Убивать или арестовывать меня там никто не собирается. Скорее даже наоборот - иначе бы в гости не позвали. Само же предложение Дока показалось мне очень даже лестным. Одно дело, если вас приглашают для беседы в местное управление ФСБ - такой интерес несомненно настораживает. А тут ознакомительная экскурсия в закрытый научный институт - эксклюзив для избранных, так сказать. Да и предстоящая встреча с руководством "Куба" тоже вызывала у меня немалый интерес. Зачем такому серьезному учреждению понадобилась моя скромная персона? Такой вопрос определенно требовал ответа. И вообще, по жизни, я привык руководствоваться простым правилом: лучше жалеть о том, что сделал, чем о несделанном. Одним словом, мы поехали.