- А ты, что же, верующий? - спрашивает Смирнов. Чекист и верующий?
- Знаешь, Юра, - усмехаюсь я. В 17 веке в Англии жил такой ученый - Фрэнсис Бэкон. Всю свою жизнь он положил на изучение законов природы. И знаешь, что он сказал на склоне лет?
- Что? - недоверчиво спрашивает капитан, явно не понимающий моего мелкобуржуазного мировоззрения.
- А сказал он, дорогой ты мой товарищ Смирнов, - заканчивая свой туалет, не спеша выговариваю я ему, вот что: "Чем больше я изучаю природу, тем больше убеждаюсь в существовании Бога".
- Тебе, что ли сказал? - недовольно огрызается капитан, уязвленный моей эрудицией. Чтобы добить противника в споре, делаю последний выпад:
- А на это Ваше замечание, товарищ бывший начальник штаба, я отвечу словами великого пролетарского писателя товарища Максима Горького. Его авторитет, надеюсь, Вы не станете опровергать? И не дожидаясь ответа, посылаю в оппонента цитату Алексея Максимовича: "Читайте умные книги, а жизнь сделает все остальное". После чего с довольным видом удаляюсь за обрадованным завершением нашего диспута сержантом.
Лейтенант Сухолист был похож на свою фамилию. Сухой, с желтой морщинистой кожей и тонкими бескровными губами. Лицо "особиста" было примечательно лишь выдающимся с горбинкой носом и бесцветными на выкате глазами. Не дослушав мой бодрый доклад о прибытии, он кивком головы указал на перевернутый "на попа" бочонок, заменяющий в этом заведении стул. Дождавшись пока я размещусь на этом импровизированном предмете мебели, лейтенант коротко приказал:
- Рассказывайте правду.
И уловив мой недоуменный взгляд, добавил:
- То что Вы - немецкий агент нам ясно. Так что, сразу перейдем к деталям: когда и кем завербованы, какое получили задание? И учтите, - он сделал паузу, вероятно, чтобы придать последним словам особый смысл: это Ваш последний шанс.
Замашки "особиста" были примитивны как портянка, ибо рассчитаны на людей напуганных авторитетом "органов" и готовые из кожи вон лезть, чтобы доказать свою невиновность или хотя бы заслужить снисхождение следователя.
Ах, если бы Сухолист оказался толковым чекистом! Как мне была нужна сейчас поддержка "особиста" пусть даже и сводного отряда окруженцев. Но, увы ... . Ладно, используем последний шанс и я с видом раскаявшегося грешника стал излагать первое, что пришло мне в голову:
- Завербован 22 июня 1941 года в Берлине, на улице Унтер ден Линден лично рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером с единственной целью - уничтожить восходящую надежду органов НКВД СССР - лейтенанта Сухолиста. Вот только имя Ваше запамятовал, не подскажете, товарищ лейтенант госбезопасности?
Сухолист с сожалением захлопнул свой блокнот и не поворачивая головы позвал:
- Хайбибулин!
На окрик из темного угла вышел огромного роста рыжий татарин. Рукава его гимнастерки были закатаны до локтей, а пудовые кулачища крепко сжаты. Все ясно, заплечных дел мастер при Тайной канцелярии стрелкового полка. Тяжело сопя татарин стал позади, ожидая команды "особиста". Ну это вам дудки, господа-товарищи!
Резко оттолкнувшись ногами от деревянного пола, с размаху врезаюсь спиной в ничего такого не ожидающего Хайбибулина, который тяжелым кулем отлетает обратно в темный угол. Грохот посуды, обрушившейся с задетой палачом полки, убеждает меня, что ближайшую минуту татарину будет не до меня. Я же, устояв на ногах, резко приседаю и буквально падаю вниз, поскольку правая рука бравого "особиста" уже судорожно дергает застежку кобуры. Пока он отрабатывает норматив по изготовке к бою, я к стрельбе давно готов и ствол моего ТТ своим черным зрачком уже смотрит лейтенанту прямо в переносицу.
Обе руки "особиста" быстро ползут вверх. Молодец какой, даже команды подавать не пришлось! Так, а как там поживает его рыжий приятель? Здоровяк неуклюже поднимается с пола, тряся взлохмаченной головой. Не ко времени ты очнулся, браток. Боковой удар левой ноги опять отправляет рыжего живодера обратно в нирвану.
Ну что же, пожалуй пора переходить к конструктивной части нашего диалога и я говорю "особисту" спокойным и даже доброжелательным тоном:
- Если сюда кто-нибудь войдет, я пристрелю тебя как собаку.
Сухолист согласно кивает головой и, демонстрируя свою готовность к диалогу, хрипло приказывает вбежавшему на шум часовому: "Выйди!". Нерешительно потоптавшись на пороге, солдат исчезает за дверью, которую все же оставляет приоткрытой. Исправляю эту оплошность. Хайбибулин опять заворочался, и я по ходу движения добавляю ему сапогом в скулу. Охнув татарин замолк, надеюсь, что не навеки - убивать я никого не намерен, по крайней мере пока. А вот урок хорошего тона армейским юристам не повредит, не вечно же им чувствовать свою безнаказанность.