После чего я скромно располагаюсь на знакомом табурете, передвинув его к противоположной стене, чтобы видеть все поле боя. Лейтенант по-прежнему исправно держит руки кверху, правда немного ниже прежнего уровня. Устал, бедняга, от физических упражнений. Милостиво разрешаю ему положить руки на стол, предварительно перебросив мне свой пистолет. Вот теперь я готов к стрельбе по-македонски, с двух рук, но очень надеюсь, что этого не потребуется. Ибо в противном случае задание "Куба" останется невыполненным.
- Поговорим? - предлагаю я лейтенанту и подвигаю ему красную пачку трофейных немецких "Рени",позаимствованную у убитого обер-фельдфебеля. Сам я не курю, но по опыту знаю, что взаимное доверие собеседников значительно укрепляется после совместного перекура. "Особист" достает сигарету и его дрожащие руки лишь с третьей попытки сумели зажечь спичку. Он делает глубокую затяжку и немного успокаивается. Ну что же, как говаривал один из героев гайдаевкой комедии: "Клиент дошел до кондиции". Пора начинать.
Глава 5. Момент истины.
С испанского: El momento de la verdad.
Так в испанской корриде называется решающий момент поединка, когда становится ясно, кто станет победителем — бык или матадор. Выражение стало популярным после того, как появилось в романе «Смерть после полудня» (1932) американского писателя Эрнеста Миллера Хемингуэя (1899-1961).
Иносказательно: момент, когда правда становится очевидной, момент прозрения. Например, название романа советского писателя Владимира Богомолова о советских контрразведчиках — «Момент истины» («В августе сорок четвертого...»), в котором автор дает такое толкование этого выражения — «момент получения информации, способствующей установлению истины».
Беседа наша затянулась на целый час и неоднократно прерывалась скрипом входной двери, куда заглядывали по очереди любопытствующие физиономии, обеспокоенные драгоценным здоровьем "особиста". Дабы не волновать комиссара Фролова, которого я также не слишком вежливо попросил подождать извне, мы с лейтенантом отправили к нему очнувшегося Хайбибулина, который лишился пары зубов и своими стонами мне изрядно надоел. Скажите на милость, какой чувствительный палач нашелся!
Я сообщил лейтенанту о необходимости попасть в "белокаменную", не своего "иновременного" происхождения раскрывать не стал. Не знаю, поверил ли он моей легенде о таинственном "спецзадании НКГБ", но что-то вроде пакта о ненападении мы с ним заключили, а это уже хорошо. Худой мир в любом разе лучше доброй войны.
Вернув Сухолисту его оружие, я поднялся из-за стола и повернулся к лейтенанту спиной, показывая, что полностью доверяю ему. Впрочем на ногах я устоял недолго, поскольку сильный взрыв снаружи, до основания сотряс ветхое деревянное строение и заставил нас обоих рухнуть на пол. В следующее мгновение раздались новые взрывы, а потом чей-то истошный крик: "Немцы!" Вместе с "особистом" мы выскочили наружу, на ходу снимая оружие с предохранителей.
В деревушке царило настоящее столпотворение. Под аккомпанемент разрывов мин треска выстрелов, меж домов носились люди и кони, падая и крича от боли и ужаса. А со стороны колодца короткими перебежками двигались серые фигурки вражеских солдат. Минометный обстрел вскоре стих, "фрицы" боялись накрыть своих, но зато раздался деловитый стрекот немецких станковых пулеметов, выбивающих из деревянных стен здоровенные щепы. Одна такая оцарапала Сухолисту лицо и тот, чертыхаясь, зажал рану платком.
Нужно было найти надежное укрытие, а уж потом попытаться разобраться в обстановке. Я жестом указал лейтенанту на небольшую лощину, тянувшуюся по краю околицы. Мы бросились туда со всех ног и затаились, осматриваясь по сторонам. Стрельба постепенно стихала. Лишь кое-где продолжали звучать отрывистые винтовочные выстрелы, прерываемые раздраженным треском немецких автоматов.
- Последних добивают, сволочи! - простонал Сухолист, в бессильной злобе стукнув кулаком по земле. И как они гады через караулы без шума прошли?!
Вспомнив сержанта, доставившего меня в расположении отряда и то, как нелепо он сжимал свою винтовку, я лишь вздохнул. Лагерь окружили опытные вояки и им не стоило большого труда снять зазевавшихся, а может и задремавших часовых. Но говорить все это "особисту" сейчас было ни к месту, поэтому я промолчал, обдумывая наши дальнейшие действия. Закончив добивать раненных, немцы безусловно доберутся и до лощины. Но и бежать в чащу без оружия и продовольствия было для нас равносильным гибели. К тому же, рассуждал я, возможно где-то прячутся и другие бойцы и нам стоит попробовать их найти.