Глава 7. Снова вместе.
Вслед за врагом пять дней за пядью пядь
Мы по пятам на Запад шли опять.
На пятый день под яростным огнем
Упал товарищ, к Западу лицом.
Как шел вперед, как умер на бегу,
Так и упал и замер на снегу.
Так широко он руки разбросал,
Как будто разом всю страну обнял.
Мать будет плакать много горьких дней,
Победа сына не воротит ей.
Но сыну было — пусть узнает мать —
Лицом на Запад легче умирать.
(К. Симонов, 1941)
После казни Гаркуши я еще раз повторил оставшимся стоять в строю бойцам за что именно расстрелян их бывший сослуживец и вторично предложил желающим уйти сдать оружие, заверив, что никто их не станет расстреливать. За всех ответил седоусый боец по фамилии Атаманюк:
- Нікуди нам йти і нема чого! А Гаркуша по делам смерть принял. Невинную душу занапастив - вот и розплата прийшла. Бери нас в отряд, командир!
Мы с "особистом" расспросили бойцов, не видели ли они других красноармейцев, спасшихся во время нападения карателей. Но тщетно: ничего о судьбе Смирнова и других бойцов его группы узнать не удалось. Возвращаться на место боя было бессмысленно - там либо трупы, либо, что еще вероятнее, одно пепелище. Сердце сжималось от мысли о тех мальчишках, которые наблюдали как я умывался с дороги и о других мирных жителей, уничтоженной карателями деревушки. Единственное, что мы могли теперь для них сделать - это отомстить фашистам. И я мысленно дал себе клятву, что выполнив здание "Куба" не вернусь в свое время, даже если мне и представиться такая возможность. Мое место - здесь с моим народом, который захлебываясь кровью сражается с захватчиками.
Эти тяжелые раздумья прервал Сухолист. После случая с Гаркушей он явно искал случая со мной поговорить. Я не стал уклоняться, ибо понимал, что между нами не должно оставаться ничего недосказанного, что рождало бы подозрения.
- Вы, капитан, обиды на меня не держите - неловко катая в пальцах папиросу сказал лейтенант. Служба у меня такая. Порой и хочется верить человеку, а он тебе - нож в спину ... .
Сухолист не договорил и глубоко затянулся дымом. Я тоже молчал, вспомнив закатанные рукава Хайбибулина. Словно услышав мои мысли, "особист" продолжал:
- Бить тоже порой приходиться. Кому-то надо делать и это, капитан. Если Вы и впрямь из разведки, то сами понимать должны - миндальничать с врагами мы не можем.
- Вы кого убеждаете, лейтенант? - тихо спросил я. Меня или самого себя? Да, врагов много, очень много. И абвер, и другие разведки - свой хлеб даром не едят. Но видеть в каждом советском человеке врага, лейтенант - это не ошибка, это преступление. Потому что такие действия играют на руку как раз нашим врагам, понимаете? Ладно, будем считать, что тема моего допроса отныне закрыта, тем более, что извиняться пришлось бы и мне самому, перед Хайбибулиным Вашим, если он жив остался.
Чтобы положить конец неприятному разговору, я предложил:
- Ну что, комиссар, вне строя предлагаю перейти на "ты".
И протянул "особисту" руку. Ответное рукопожатие оказалось крепким.
Выставив посты, мы легли спать, но не прошло и часа, как меня растормошил караульный.
- Товарищ командир, немцы!
Вскочив на ноги, я схватил трофейный автомат и принялся будить Сухолиста. Но тревога оказалась напрасной, поскольку предвещала нам не новый бой, а встречу с товарищами. В расположение отряда вышла еще одна группа уцелевших после разгромы нашего лагеря бойцов. Не могу передать той радости, которую испытал я, увидев во главе прибывших красноармейцев капитана Смирнова. Рядом с ним стоял и улыбался не кто иной как зареченский староста Савчук.
- Коли гора не идет к Магомету, - засмеялся он, когда устав от приветствий мы вчетвером уселись на поваленной сосне. И поведал нам с лейтенантом о случившемся.
Все случилось так, как я и предполагал. Извещенные старшим "полицаем" Толиком фашисты, явились в Заречье. Толик не преминул сообщить им о нашем с Федяниным визите. Это насторожило немцев и командовавший карателями офицер приказал допросить Савчука с пристрастием. На счастье Ивана Михайловича посланный за ним "полицай" оказался не совсем законченной падалью и позволил старосте заскочить домой. Взяв внучку, а жили они после смерти жены Савчука вдвоем, староста и "полицай" через огороды выбрались из Заречья. Явившись на партизанскую "явку", они узнали о налете карателей на лагерь окруженцев и встретили чудом спасшихся от фашистов Смирнова и еще двух бойцов. Смирнов, узнав о "немецких мотоциклистах", сразу сообразил, с кем встретился Савчук.
Партизаны из отряда "Мстители", сформированный районным комитетом партии, поспешили на помощь к окруженцам, но застали лишь пепелище деревни староверов. Каратели не пощадили даже детей.
По просьбе Смирнова командир партизанского отряда проверил по карте пути возможного отхода уцелевших окруженцев. Среди самых приоритетных была названа наша заимка. Смирнов и Савчук попросили направить сюда партизанских разведчиков. Вот собственно и вся история.
Все это Савчук рассказывал настолько просто и скупо, что нам с "особистом" оставалось лишь догадываться что именно пришлось пережить пожилому человеку и его семилетней внучке. Но человеку свойственно быстро забывать плохое, особенно если обстановка требовала принятия быстрых решений. Посовещавшись мы решили, что окруженцы войдут в отряд "Мстители" в составе роты под командованием капитана Смирнова.
Его кандидатуру назвал Савчук, выступавший на нашем совещании в роли полномочного представителя райкома КПБ. Сам Смирнов в знак согласия промолчал, чем признаться изрядно меня удивил.
- А как же Действующая армия, Юра? - поддел я своего товарища, на что получил вполне исчерпывающий ответ:
- Здесь тоже фронт.
Впрочем, подумав капитан добавил:
- Если тебе удастся добраться до первопрестольной, перешли моим письмецо. Я потом чиркну им несколько строк.
- Кстати, - вмешался в наш разговор Савчук. А у меня для тебя, паря, имеется падарунак и немалый. Оказалось, что один из партизан - бывший летчик, сбитый в небе над Брестом ранним утром 22 июня. Пилот приземлился на парашюте и оказался в стрелковой части, с остатками которой и попал затем в партизаны. Был он, вроде как истребитель, "ястребок", как назвал его Савчук, но за точность этой информации бывший зареченский староста поручиться не мог.
На мой вопрос в чем все-таки состоит его подарок, Савчук хлопнул себя ладонью по лбу и смущенно проговорил:
- Вось стары дурань! Главного-то не сказал!
И разложив на коленях потрепанную топографическую карту, показал желтым прокуренным ногтем на зеленый массив:
- Гляди, паря, тут наш лес, а стало быть и мы с тобой, а вот там - и ноготь Савчука уткнулся в юго-западную оконечность карты - город Пинск, где имеется военный аэродром Жабчицы. Чуешь?
- Там наш 39-ый СБАП базировался, - вмешался в разговор Смирнов, Ну а сейчас, ясное дело, немцы.
- Предлагаешь мне у "фрицев" билет купить? - усмехнулся я, прекрасно понимая куда клонят мои товарищи.