Направившись к большому замшелому пню, Сухолист на ходу бросил мне:
- Давай присядем, а то, не знаю как у тебя, а у меня ноги за день "гудят" от усталости.
И когда мы уселись спиной к друг другу продолжил:
- Капитан этот, Смердяков, прибыл к нам в начале июня. Говаривали, что он выдвиженец самого Маленкова, но в чем-то "проштрафился" и угодил к нам, с понижением в должности. Не знаю, как там на самом деле случилось, но делами отдела он почти не занимался, все на нас переложил. Сам же по окрестным лесам все колесил. Искал кого-то, но кого именно не знаю. А вечером 21-го июня вызвал меня к себе и говорит: получена мол оперативная информация о заброске в расположении нашего полка вражеского диверсанта. И дает мне лист бумаги, где все твои данные указаны. И карточка скрепкой пришпилена. Только на карточке той ты в форме какой-то странной, не нашей вроде, с погонами. Я Смердякова спросил, а он ответил, что это особая форма диверсантов из батальона "Бранденбург". Что за форма на тебе была? Не расскажешь?
Меня как кипятком окатило: это он про камуфляж мой армейский говорит. Фотографию я эту помню, за месяц до увольнения ребята сняли на память. Но откуда она оказалась у Смердякова. Стоп! Мое фото цветным было - "цифровиком" снимали, а вот какое фото видел Сухолист?
- Слушай, - перебил я его. А какого цвета форма?
- Тебе лучше знать, что ты там напялил, - усмехнулся лейтенант. На фото - вроде серая, а там - поди разбери цвет.
Ну да, конечно, в довоенном СССР цветная фотография была в диковинку вот товарищи из "органов" и пересняли мою цветную карточку на черно-белую пленку.
- А почему твой начальник приказал именно уничтожить диверсанта, а не захватить, скажем, в плен? - спросил я "особиста".
Сухолист пожал плечами.
- Спросил я его об этом, не глупей тебя. А он подошел ко мне вплотную, да посмотрел в лицо, будто в прицел, а потом говорит:
Знаешь, Сергей - до этого на службе он никого по именам не называл - есть такие тайны, о которых нам с тобой лучше не знать, чтобы крепко потом спать. Делай, что говорю и никому об этом ни слова, если собственная голова плечам не мешает.