Один ветеран, начинавший еще в советской "Альфе," рассказывал как-то нам, желторотым тогда еще новичкам, такой трагикомичный эпизод, имевший место на заре его офицерской молодости.
В воинской части, где он проходил срочную службу был некий "старлей". По возрасту ему давно пора было ходить в майорах, но дружба с "зеленым змием" постоянно мешала ему получить очередное звание. Кто-то из приятелей в шутку посоветовал бедолаге написать заявление в партию. Дескать, партийных у нас всегда продвигают по службе. Старый старший лейтенант в эпистолярном жанре был не силен и поэтому попросил помощи у самого шутника. Дело происходило в время застолья, к этому делу охотно присоединились и другие сослуживцы, решившие поупражняться в своем остроумии. Плодом их коллективного творчества стало что-то среднее между посланием запорожских казаков и вольным изложением "Камасутры" объемом в два тетрадных листа. Разгоряченный водкой и грядущими перспективами, "старлей" не читая подмахнул эту филькину грамоту. Утреннее похмелье также помешало старшему лейтенанту ознакомиться с текстом, который он благополучно доставил в политотдел родной части.
Только вот адресатом этого опуса стал не османский султан, а местный замполит. Не знаю, чего там насочиняли подвыпившие офицеры, но по словам нашего ветерана, прочтя заявление "старлея", замполит тут же побежал с ним к командиру. Запершись в своем кабинете они оба долго хохотали, а потом, утерев слезы, командир вкатил несостоявшемуся партийцу пять суток ареста с формулировкой "за использование ненормативной лексики при составлении служебной документации". При этом, с трудом сдерживая смех, старый полковник пообещал при повторении подобных литературных "экзерсисов" сделать с несчастным "старлеем" то же, что тот по пьяни обещал сотворить с нашей славной КПСС. Причем столько же раз и в те же отверстия.
Заметив промелькнувшую на моих губах улыбку, Академик сказал:
«Я понимаю Ваш скепсис, Николай Иванович. Вы человек новой формации, но последнее обстоятельство для нас немаловажно. В то время, в которое мы намерены Вас отправить, люди вели себя несколько иначе, чем сейчас. И мы не хотели бы, чтобы наши предки испытали», - он на минуту замялся, подбирая нужные слова – «некоторое разочарования от общения с пришельцем из будущего».
Оставив в стороне вопрос о моих высоких нравственных качествах, я ухватился за последнюю фразу Академика:
«Значит мне предстоит общаться с людьми из прошлого?»
Он задумался и ответил не сразу:
«На первом этапе вероятно - нет, но, сами понимаете, всякое может случиться».
«Здорово! А если вы меня вообще забудете в прошлом? Или произойдет какая-то техническая поломка? Как мне оттуда выбираться? Своим ходом?»
Академик ободряюще улыбнулся словно зубной доктор, успокаивающий перетрусившего при виде бормашины ребенка:
«В этом отношении я готов Вас успокоить. Перед тем как отправить в прошлое человека, мы провели аналогичный эксперимент над собакой. Результаты впечатляющие: собака вернулась, следов мутации и болезней не обнаружено».
Ну да, все как в старые добрые времена: помнится, сначала в космос собачек отправляли - Белку и Стрелку, а потом и до человека очередь дошла.
«И все же, Владислав Юрьевич», - обратился я к Академику. «Почему именно я? В нашей стране тысячи военных, готовых за мизерные "боевые", которые к тому же не так уж просто вырвать у родного государства, отправиться хоть на край, хоть за край света. Вы же обратились ко мне, вывели на меня До... Владимира Михайловича, да к тому же, целых три месяца изучали мой моральный облик. Не станете же Вы утверждать, что я какой-то особенный?»
Академик покладисто кивнул седой головой:
«Не стану, Николай Иванович. Ваша кандидатура, действительно, является для нас оптимальной, хотя конечно и не единственной в своем роде. Скажите, Вы знаете как погиб Ваш прадед?»
Если бы Академик спросил меня есть ли жизнь на Марсе или задал какой-нибудь другой наивный вопрос, я, наверное, удивился бы гораздо меньше. Но он спросил меня о прадеде, которого я и в глаза не видел!
«Насколько я знаю, мой прадед пропал без вести в 1941 году», - ответил я. Но при чем тут он?»
Академик помолчал будто раздумывая стоит ли мне говорить правду, но все же ответил:
«Дело в том, Николай Иванович, что Ваш прадед не погиб».
И сделав короткую паузу, добавил:
«Он жив и сейчас находится у нас».