Данные эти я обнаружил как-то случайно, наткнувшись в интернете на выдержку из докладной записки Хрущеву, подготовленной в 1954 году тремя главными советскими "правоохранителями": генеральным прокурором Романом Андреевичем Руденко, министром внутренних дел Сергеем Никифоровичем Кругловым и министром юстиции СССР Константином Петровичем Горшениным.
Эти цифры заставили меня опять погрузиться в пучину мировой сети и выудить оттуда новые данные. Оказывается, в современной мне, "демократической", России только на 1 февраля 2014 года в тюрьмах и лагерях сидело свыше 670 тысяч человек, около 1850 из которых отбывало пожизненный срок заключения. Умножьте-ка, уважаемые читатели, эти цифры на девять. Впечатляет результат? Для полноты впечатлений вспомните, что подавляющее большинство современных "сидельцев" отбывает наказание отнюдь не за политические преступления, а являются обычными уголовниками, которые обкрадывают, калечат, убивают и насилуют своих сограждан. А теперь, честно ответьте себе сами: в какой стране жизнь безопасней: в СССР или современной России? Ну это, к слову, так сказать, для полноты картины.
- Прошу прощения, товарищ старший лейтенант госбезопасности - говорю я. Однако сведения, которые я намерен сообщить Вам сейчас являются совершенно секретными.
После этого многообещающего начала я перевожу взгляд на сидящего на подоконнике комиссара. Главный большевик полка прямо багровеет от злости, а лицо его приобретает цвет варенной свеклы.
- Да как ты смеешь, прихвостень фашистский?!
Его ярость мне понятна, и я отвечаю как можно мягче.
- Товарищ комиссар, прошу меня понять правильно. Говоря о секретности, я ни в коем разе не подвергаю сомнению Вашу персональную честность, а всего лишь напоминаю об ответственности лиц, посвященных в государственную тайну, носителем которой я в настоящее время являюсь.
Политработник уже открывает рот, чтобы выдать очередной поток возмущенной брани, но "особист" останавливает его:
- К Вашему сведению, Полуянов, я - начальник особого отдела авиаполка Иноземцев, а старший батальонный комиссар - товарищ Герасимов - является комиссаром авиаполка, на аэродроме временного базирования которого Вы находитесь. Поэтому он ....
Но докончить фразу "старлей" не успевает, поскольку комиссар встает со своего подоконника и с гордым видом покидает кабинет, показывая что его совсем не интересуют россказни "немецкого прихвостня". Если бы мы втроем, в розовом детском возрасте, сидели бы в детском саду на песочнице, вот тогда бы поступок типа "я с тобою не дружок и не писай в мой горшок" был бы что называется к месту. Но сейчас лично мне этот поступок кажется банальным желанием чернявого уйти от возможной ответственности по известному принципу: меньше знаешь - крепче спишь. Что же, тем лучше. Дождавшись пока за комиссаром закроется дверь, я говорю начальнику особого отдела:
- Товарищ старший лейтенант, обернутый в серую пленку рулон — это листы бумаги, содержащие сверхсекретную и очень важную информацию для высшего руководства Советского Союза. Мне поручено ее передать в руки одного из трех человек: наркома внутренних дел товарища Берии, его заместителя - товарища Меркулова или лично Верховному Главнокомандующему товарищу Сталину. Что касается моей личности, то лгать Вам я не хочу, а правду сказать не имею права. Прошу только об одном: помогите мне доставить рулон в Москву.
Чекист выслушивает мою тираду молча, не меняясь в лице.
- Кто поручил Вам передать этот рулон и почему именно названным Вами лицам?
- Кто именно ответить не могу. Одно скажу твердо: не немцы и не из-за границы. Что же до второй части вопроса, то существует реальная опасность, что в руководстве партии и государства имеются люди, заинтересованные в ликвидации как самих документов, так и меня как передаточной инстанции.
Слушая меня "особист" вертит в руках рулон и мне приходиться его предостеречь:
- Рулон обернут в особую самовозгорающуюся пленку. При попытке его открыть без соответствующей подготовки, все документы быстро сгорят.
— Значит все-таки шпионы - задумчиво говорит "старлей".
- Нет, не шпионы. Скорее наоборот: люди этих шпионов обоснованно опасающиеся.
- Кто же Вы такой, Полуянов? - опять вопрошает Иноземцев, по-прежнему задумчиво вертя в руках мой сверток. Кто Вы такой и что мне с Вами делать?
- Товарищ старший лейтенант, прошу Вас доложить особый отдел дивизии о необходимости прямой связи с Москвой.
Старший лейтенант смотрит на меня с нескрываемым удивлением:
- Вы, Полуянов, в армии служили или эта Ваша форма - такая же «липа», как и названная Вами фамилия? Я не имею прямой связи с Москвой и не могу доложить поверх головы моего непосредственного начальника. И не могу просить его связаться с Москвой без тщательной проверки всего того, что Вы мне тут наговорили. А доказательств всему сказанному Вами - ноль!
Он прихлопнул раскрытой ладонью по столу, словно ставя точку в разговоре.