- Скоро на это поле - он указал на поле, примыкавшее к лесной опушке - приземлится германский самолет. Взлетной полосы здесь, как видите, нет. Поэтому большому самолету тут не сесть, а вот "Шторьху", пожалуй, удастся. Но, увы, в нем всего пять посадочных мест. Я даже вынужден оставить в вашем тылу несколько своих людей. В отношении Ваших спутников сделать такого я не вправе.
Я попытался его прервать, но он произнес тоном, не терпящим возражений:
- Дискуссии не будет, Полуянов. Я объяснил Вам мотивы своего поступка не из желания оправдаться, а чтобы Вы по достоинству оценили усилия германского командования по Вашему спасению из рук большевиков. Поверьте, в Москве Вас, в конечном итоге, ждали бы сталинские "девять грамм». Словно аккомпанементом его словам в лесу хлопнули два негромких выстрела, потом еще два - очевидно контрольных.
Я бросился на немца, стараясь боднуть его головой в живот, но Порожнюк-Шимански оказался быстрее. Он легко уклонился от удара, одновременно сделав мне подножку. А когда я распластался в пыли, поднял меня за шиворот и поставил на ноги. Затем сказал чуть насмешливо, с легким пренебрежением:
- Будем считать, что свой долг перед товарищами по оружию Вы выполнили. Второй попытки делать не советую. Будет больно. Я могу доставить Вас и в бессознательном состоянии, но ....
Он замолчал, подыскивая нужную фразу:
- Но я думаю, что Вы, Полуянов - разумный человек и способны по достоинству оценить гуманное к себе отношение немецкого командования.
Я стоял и тяжело дышал. В висках молотили сотни маленьких молоточков, грозя расколоть голову на мелкие части. Но откуда-то из глубины моего сознания выплывала и крепчала мысль: не смей! Ты - солдат, а не тряпка! Ты должен выполнить приказ! Иначе смерти Смирнова, Стрельникова, Остролиста, всех ребят, положивших свои жизни ради твоего спасения на аэродроме в Пинске - будут напрасными. Напрасными окажутся и ожидания твоих товарищей из "Куба", которые доверили тебе спасение Родины. Я понимаю, что это звучит немного пафосно, но тогда именно эти мысли удержали меня от того, чтобы вновь бросится на фашистского диверсанта.
Обер-лейтенант вероятно истолковал мое поведение как проявление того самого благоразумия, которое наконец заставило дикого славянина осознать гуманное отношение к нему, "недочеловеку", немецкого офицера. Отойдя в сторону, он сказал что-то вполголоса вернувшимся из леса конвоирам. Те браво ответили "яволь" и принялись раскладывать на поле большой костер из сухих веток. Вскоре этот костер запылал ярким пламенем, разбрасывая красные звездочки искр и, сквозь треск горящих сучьев, я услышал далекий стрекот в вечернем небе.
Спустя пару минут на поле действительно приземлился маленький, похожий на кузнечика, самолетик. Его фюзеляж и крылья были выкрашены в пятнистый маскировочный цвет, а низ оставался светлым, по моему голубым, и впрямь напоминая брюхо гигантского насекомого. Немцы называли эту машину «Шторьх", что значит "Аист" и выпускали в более чем десятке модификаций как разведывательный и транспортный самолет. Приземлившийся образец представлял собой пассажирский вариант "Шторьха", способный взять на борт пять человек, не считая пилота. Шимански не лгал, немцы все рассчитали верно, и эта "стрекоза» была единственным самолетом способным сесть на бывшее колхозное поле, не сломав при этом себе шасси.
Я напряженно думал что делать. Дать усадить себя в самолет означало поставить окончательный крест и на своей судьбе, и на самом задании. Бежать из плена мне не позволят. Немцы очевидно понимают кто я такой и зачем прибыл сюда. Иначе бы они не направили в советский тыл свою диверсионную группу. Вот только откуда им известно обо мне? Я пожалел было, что напрасно не спросил об этом Шимански. Впрочем, вряд ли бы он стал делиться со мной оперативной информацией. Немец - совсем не дурак. Он и представился мне полным именем отнюдь не из-за бравады. Тут расчет психологический: вот мол какие мы, абверовцы, информированные да ловкие. Все о тебе знаем. Так что, камрад Полуянов, смирись и не "вякай". А не то, будет тебе так же кисло, как и твоим убиенным товарищами! Однако, надо было на что-то решаться. В моем распоряжении оставалось не больше двух-трех минут. Сейчас дверца кабины "Аиста" откроется и ....
И тут ночное небо разорвали бледно-желтые огни осветительных ракет. И почти одновременно с этим фейерверком со стороны леса раздалась громкая команда на немецком языке:
- Руки вверх! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!"