Выход я видел один: строго следовать инструкции данной "Академиком" и отказываться от разговора с любыми другими лицами кроме Сталина, Берии или на худой конец Власика. Последний вариант наименее предпочтителен: генерал Власик - всего лишь охранник. И хоть охраняет он главную персону Страны Советов, он все же только охранник. Никаких политических решений он не принимает, но вот связей и возможностей у него немало. И главное: он действительно предан Сталину, предан по-собачьи, поэтому любого замышляющего недоброе в отношении Хозяина порвет как Тузик тряпку. Значит надо убедить его в существовании серьезной угрозы вождю со стороны его окружения и, следовательно, в необходимости моей личной встречи с Иосифом Виссарионовичем, как единственной возможности эту угрозу устранить.
При этом нужно предупредить этого Иванова о невозможности вскрытия контейнера другими лицами, что неизбежно приведет к полной потери его содержимого. Очень жаль, что я не успел предупредить Сталина о грядущем пленении немцами его старшего сына - Якова. Ведь именно эта личная трагедия станет первой причиной трех инфарктов Вождя в победном сорок пятом. Знать, что твой сын, твоя кровь, в руках заклятых врагов, иметь возможность его спасти, обменяв на фельдмаршала Паулюса, и не сделать этого во имя миллионов погибших и плененных фашистами советских людей - можно лишь представить себе скольких душевных мук это стоило Верховному Главнокомандующему!
- О чем задумались, Никифор Сергеевич?
Голос Иванова, прорезавшийся сквозь гул моторов, вернул меня в новую реальность. Поменьше эмоций, дорогой товарищ Полуянов! Твой главный бой - еще впереди. И вести тебе его придется с врагом невидимым и потому особо опасным. Имя ему – предательство. И предатели во сто крат опаснее фашистов, ибо скрываются за партбилетами и ответственными государственными должностями. И знать ты их почти не знаешь, кроме иуды Хрущева, конечно. Да и о нем сказать тебе пока нечего.
Это через полтора года, в марте сорок третьего летчик-истребитель 18-го гвардейского истребительного авиаполка старший лейтенант Сергей Никитович Хрущев - сын нынешнего секретаря ЦК КП(б)У и члена военного совета Юго-Западного фронта - будет сбит в бою с немецкими "фоккерами" над калужской деревней Жиздра. Сбит и по слухам пленен немцами. В мое время некоторые историки полагали, что в плену он стал предателем и был расстрелян партизанами по приказу Сталина.
С тех мол самых пор люто возненавидел Никита Сергеевич Вождя всех времен и народов и поклялся ему жестоко отомстить, что и осуществил: сначала в марте 1953-го, участвуя в заговоре против Генсека, а потом и в феврале 1956-го, опорочив память убиенного своим пасквилем "О культе личности Сталина".
Не знаю, как все там было в действительности, но лично мне эта история кажется обычной "уткой". Причем, обделавшейся в полете и потому весьма дурно пахнувшей. Окажись сын Хрущева в плену у немцев, они бы непременно объявили бы о такой удаче по радио, в газетах, напечатали бы агитационные листовки с фотографией сына сталинского приближенного. Да и не стали бы отцы-командиры представлять предателя посмертно к ордену Отечественной войны первой степени. Одним словом, сын за отца не отвечает. Пал летчик Сергей Хрущев смертью храбрых в боях за Советскую Родину - и вечная ему память! А что отец его предателем оказался и в памяти народной остался как "трепло кукурузное"- за это сын не в ответе.
- Никифор Васильевич, Вам плохо? - в голосе Иванова зазвучали тревожные нотки. Мысленно я усмехнулся. Как же, боится товарищ особо уполномоченный не довезти ценный груз до места назначения.
- Спасибо, Владимир Васильевич, я в порядке. Укачало немного с непривычки. Сейчас пройдет.
Иванов кивает с пониманием и кричит мне в ухо обнадеживающую новость:
- Подлетаем к Москве! Скоро пойдем на посадку!
Ну что же, здравствуй столица мирового пролетариата! Как-то встретишь ты меня – пришельца из иного мира?