Но молодость есть молодость и бойцы все равно бегали на свидание к местным барышням. Для этих целей хитроумные «казановы» приготовили в заборе части лаз из двух досок, раздвигавшихся внизу благодаря аккуратно вытащенным гвоздям. В закрытом состоянии такой лаз заметить непросто, а раздвинуть доски – секундное дело. Так и бегали бойцы после отбоя, чтобы за полчаса до подъема оказаться в родной казарме.
Однако за все время моего нахождения в дивизии, а пробыл я там около двух месяцев, я ни разу не припомню случая, чтобы кто-то вернулся из «самохода» пьяным или родители девушек, бегавших к бойцам на свидание, явились к командованию части с жалобой на какого-нибудь героя-любовника. И ведь никаких средств предохранения от беременности тогда не существовало. Ларчик открывался весьма просто: любовь была, но не было секса. И не потому что мои новые однополчане были лишены нормальных мужских инстинктов. Просто девушки умели себя блюсти, а ребята умели уважать девчат. Я не идеализирую прошлое, но вот вам факты: по воспоминаниям гитлеровских вояк большинство изнасилованных ими русских девушек таковыми и оказались, что для предков нынешних «еврочеловеков» было крайне удивительным явлением. Очевидно их Греты и Эльзы такими щепетильными условностями, в военное время себя не обременяли.
Время шло, я исправно, но, увы, бестолково торчал в дивизионной библиотеке. А немцы тем временем продвигались все ближе к Москве и вечером пятнадцатого октября 1941 года, голосом Юрия Левитана, Софинформбюро объявило о прорыве противником обороны советских войск на одном из участков Западного фронта, создавшем угрозу советской столице.
Уставившись в черную «тарелку» репродуктора, я не мог понять смысла такого объявления. Еще больше меня поразили вышедшие на второй день газеты. Все они, включая, «Правду», пестрели передовицами о прорыве противника на московском направлении. На мой взгляд, следовало лишь ускорить эвакуацию, но громогласно трубить об успехах немцев означало лишь играть на руку врагу. Так они и вышло. На следующий день началась грандиозная московская паника, продолжавшаяся три дня. Десятки тысяч человек пытались вырваться из города на восток. Закрывались заводы и фабрики, рабочим выдавали месячную зарплату. Перед закрывающимися продовольственными магазинами или как их тут называли, бакалеями, стихийно росли очереди москвичей, которым продукты выдавались даром – лишь бы не оставить немцам. Городское руководство даже не пыталось обуздать панику, а постаралось само покинуть столицу. Обстановку накаляли действия немецких диверсантов, распространявших листовки с призывом к москвичам бежать из города.
Особенно угрожающая ситуация сложилась на главном пути эвакуации – шоссе Энтузиастов, где 16 и 17 октября немецкие агенты, используя уголовников, создали настоящий затор. Все это рассказывали бойцы, участвовавшие в заслонах и стоявшие на контрольно-пропускных пунктах столицы. Не знаю, что стало причиной этого происшествия: расхлябанность московских властей или чей-то прямой умысел с далеко идущими целями.
Сказать по правде, меня самого охватило тогда странное оцепенение. Странное, потому что я хорошо знал, что враг не войдет в Москву. И тем не менее от этих грозных слухов мне становилось иногда не по себе. Поэтому я очень обрадовался, когда утром, 19 октября, меня срочно вызвали из политотдела. Прежде таких вызовов не случалось, и я почувствовал, что моему сидению в библиотеке наконец-то пришел конец.
Глава 3. Большая игра.
О том, что началось я понял из самого вызова в политотдел. Дело в том, что о моей истинной роли знал лишь комиссар дивизии и, если бы вызов последовал бы из дивизионного политотдела, я бы не удивился. Я и сам не мог дождаться команды свернуть операцию, поскольку натер уже изрядную мозоль на филейном месте, ерзая на библиотечном стуле. Но вызов мне передал дневальный из состава ротного наряда, который сказал, что ему позвонил из политотдела полка некий политрук, фамилию которого дневальный не понял: не то Шумилин, не то Томилин. Одним словом, этот политрук велел мне не мешкая явиться к контрольно-пропускному пункту для приема новой литературы. Еще одна нелепость. Литературу мне доставляли почтой прямо в библиотеку. Для этих целей один раз в месяц в Москву направлялась «политотдельская» машина-грузовая «полуторка». Мне приходилось конечно выгружать пакеты с газетами и журналами, но это всегда происходило у ступеней библиотеки, но отнюдь не на КПП.