Теперь же, оказавшись в прошлом, я по-настоящему осознал значение радиопередач в тяжелую военную пору. Поскольку заняться мне было все равно нечем, я с упоением слушал все передачи подряд: от сводок Совинформбюро и новостных выпусков «В последний час» до музыкальной программы «Слушай фронт», в которой транслировались музыка и песни. Очень нравилась мне две передачи: «Письма на фронт» и «Письма с фронта». В них звучали песни предвоенных лет и первые песни войны. Особо меня поразила песня «Синий платочек». Даже не сама песня, хотя исполняла ее молодая еще Лидия Русланова очень нежно, с душой. Меня удивила связанная с песней история, которую рассказали в одной этих передач.
Так уж получилось, что у песни этой оказалось сразу два поэта–автора: Юрий Галицкий, написавший слова еще в предвоенном 1940-ом году и Борис Ковынев, создавший по существу новый текст, начинавшийся со слов «Двадцать второго июня, ровно в четыре утра…». Во время поездок на фронт, певица часто слышала просьбы бойцов прояснить ситуацию с девушкой в синем платочке после ее расставания с возлюбленным. Уж больно хотелось красноармейцам почувствовать, что милые, желанные и родные женщины ждут их и помнят. Русланова настолько прониклась этими просьбами, что не стала обращаться к поэтам, а сама наскоро дописала песню, прибавив к ней строки:
«Ты уезжаешь далёко.
Вот беспощадный звонок.
И у вагона
Ночью бессонной
Ты уже странно далек.
Ночной порой
Мы распрощались с тобой.
Пиши, мой дружочек,
Хоть несколько строчек,
Милый, хороший, родной…».
Слушая голоса Юровской, Руслановой, Шульженко, Козина, Лемешева, Красавицкой и других исполнителей, я невольно сравнивал их с современными мне «звездами» эстрады. Сравнивал и поражался. С одной стороны, тембр голосов и манера исполнения песен 40-х казались мне чересчур слащавыми, вычурными. Но с другой стороны, такое ощущение рождалось из сравнения их с песнями современного мне начала 21 столетия, с их неприкрытым цинизмом и бездушием. Поэтому в конце концов я пришел к закономерному выводу о необходимости «золотой середины» в певческом искусстве и очень довольный собой собрался уже было перейти к мысленному анализу современной кинематографии, когда в дверь моей палаты постучали и на пороге появился долгожданный товарищ Иванов.
Стучать ему бедолаге было несподручно, поскольку в правой руке порученца наркома красовался желтый кожаный портфель, а левая сжимала увесистый сверток, завернутый в плотную оберточную бумагу.
«А почему нет цветов и шампанского?!» - произнес он обиженным тоном. «Негоже имениннику встречать гостя за пустым столом!» Шутливый тон, так непривычный в устах этого человека, заставил меня даже пропустить мимо ушей смысл сказанного и с полминуты я взирал на порученца Берии как на, мягко говоря, умственно перетрудившегося человека. Заметив это, Иванов хитро усмехнулся и добавил: «Стало быть забыли Вы, Николай Иванович, главный праздник детства. Но ничего: главное, что мы о нем помним». С этими словами гость быстро пристроил свой сверток на прикроватной тумбочке и развернул его.
Лучше бы он этого не делал! Воздух быстро заполнил аромат свежей копченной колбасы, острый запах настоящего сыра и еще какой-то с детства забытый мною аромат праздника. От этих ароматов у меня даже закружилась голова. Особенно приятным оказался освежающий кисло-сладкий запах. Мобилизовав свою память, я припомнил, что именно так пахнут цитрусовые. Причем не те мандарины, апельсины и лимоны, что месяцами скучают на прилавках супермаркетов, добирая спелость, а самые настоящие новогодние мандарины, которые всегда приносил под 31 декабря мой отец. На работе ему давали подарок для меня, куда помимо привычных конфет и зефира, входило несколько маленьких, но очень аппетитных мандаринок. Их запах безоговорочно возвещал о приближение праздника.
Однако до Нового года еще месяц. Что же собрался праздновать «Ваня в «кубе»? Тот не стал терзать меня догадками. «День рождения - вот главный праздник каждого человека!» И подумав добавил: «После октябрьских праздников, конечно». Я с недоумением уставился на него. Мой день рождения все прогрессивное человечество отпраздновало еще в мае. Причем, в той, другой жизни. И только тут до меня дошло: в мае родился Воропаев, а сегодня – именины у моего «alter ego» - Полуянова! И этот праздник пришел ко мне в этой новой для меня реальности. Впрочем, почему это новой? За прошедшие месяцы она стала для меня привычной и теперь порой мне кажется, что вся прошлая моя жизнь была каким-то сном. И знаете, откровенно говоря, мне не очень хочется туда возвращаться. Не знаю, подсуетятся ли Академик со товарищами или местные «кулибины» соорудят подходящий агрегат, но пусть это случится нескоро.
А пока будем есть, пить и наслаждаться. Тем более, что в запасе у порученца наркома оказалась бутылка настоящего «шустовского» коньяка разлива 1913-го года. То есть выдержка у этого напитка около 30 лет. Солидно. Да, умеют люди жить красиво даже во время войны! «Как же сохранили такое чудо?» - не удержался я от наивного вопроса. Иванов же лишь хитро усмехнулся: «Да чего там! Братья Шустовы с 1912 года числились официальными поставщиками двора Его Императорского Величества и поставляли в дворцовые кладовые по 120 тысяч таких посудин в год. Вот нам и перепало кое-что из царских запасов».