Судя по всему, этот мальчик не мог говорить. Его болезнь была явно не только физической, но и душевной. Я предположил, что он страдает какой-то формой аутизма. Случай был необычным, и я спросил, со всем тактом, на который был способен, сможет ли ребенок как-то сообщить, что он не хочет более находиться рядом с волком, попутно пытаясь объяснить, насколько это важно. «Нет, не сможет, — прямо ответил отец, — он никогда не говорит и никогда ни на что не реагирует. И ни разу за всю свою жизнь он не проявлял никаких эмоций».
Здравый смысл настойчиво твердил мне: скажи этому человеку, чтобы он немедленно разворачивался, забирал своего несчастного сына и уезжал обратно в Шотландию. Но по каким-то не поддающимся объяснению причинам я согласился попробовать.
Среди обитателей вольера был один молодой волк по имени Зарнести. Он был безукоризненно приручен еще на первых месяцах жизни и потому идеален для знакомств с детьми. Его мать то ли наступила, то ли как-то неудачно легла на него вскоре после рождения, и в результате у него оказалась сломана нижняя челюсть. Зарнести был вскормлен людьми и воспринимал их гораздо спокойнее, чем остальные волки. Я любил его — у него был самый чудесный в мире характер, хотя внешне он и напоминал пса Гуфи из мультиков про Микки-Мауса.
Все больше сомневаясь, в своем ли я уме, я отправился в вольер и вернулся с Зарнести на руках. Ему было около трех месяцев от роду, и размером он был примерно со спаниеля — извивающийся, неугомонный комочек энергии. Я еле справлялся с ним, волчонок так и норовил вывернуться из моих рук, пока я не усадил его на поднос старинного кресла, прямо перед лицом мальчика. На всякий случай я держал щенка железной хваткой, но внезапно произошло чудо — как только Зарнести увидел ребенка, он моментально успокоился. Их взгляды встретились, и какое-то время они в полном оцепенении глазели друг на друга. Потом волчонок сел, поджав задние лапы. Я снял с него одну руку и быстро сообразил, что можно убрать и другую. Спустя несколько секунд, все еще глядя в глаза ребенка, щенок подался вперед и начал лизать его лицо. Я было дернулся остановить его, опасаясь, как бы он не поранил губы мальчика своими острыми, как иголки, зубами — малыши поступают так со взрослыми волками, прося, чтобы те отрыгнули для них пережеванную пищу. Но Зарнести не кусался — он просто облизывал, очень осторожно и нежно.
Сцена завораживала. Я увидел, как из правого глаза мальчика выкатилась капля и медленно поползла вниз по щеке. Предположив, что такого с ним никогда не случалось, я взволнованно обернулся к отцу. Могучий, суровый шотландец стоял, глядя на происходящее, и слезы потоками струились по его лицу.
За несколько секунд волчонку удалось сделать с мальчиком то, что не удавалось ни одному человеку в течение четырнадцати лет.
Глава 1
Особые отношения
Было раннее утро. Я сполз с кровати и отправился в сарай — поспать немного вместе с фермерскими псами. В детстве я частенько так делал, на что мои дедушка и бабушка снисходительно закрывали глаза. Я не отличался общительностью, наша ферма стояла на отшибе, и псы были моими самыми близкими и верными друзьями.
Проснувшись вновь, я обнаружил, что Бесс, старший пес, стоит прямо надо мной. Он смотрел на дверь. Как только я шевельнулся, он тут же перевел глаза на меня и поднял бровь. С первого взгляда мне стало ясно — случилось что-то из ряда вон выходящее. Его пасть была приоткрыта, с языка капала слюна. Остальные псы лежали, свернувшись, по бокам от меня. Как правило, Бесс всегда находился там же, среди них. Со двора доносился ужасный гвалт, в котором я различил голос дедушки, выкрикивающий мое имя. Мне тогда было лет шесть или семь, не больше, но эти воспоминания необычайно свежи до сих пор. Теперь я понимаю, что они для меня послужили началом долгого пути, длиной в целую жизнь.
Как выяснилось, Бесс укусил одного из работников фермы. Рука бедняги была кое-как перевязана носовым платком, на котором проступали пятна крови. С уст его сыпались горькие упреки. Он вошел в сарай, чтобы взять бензопилу, лежавшую на полке прямо у меня над головой. При этом ему и в голову не пришло осторожничать с собаками — ведь они хорошо его знали. Да и от Бесса никто подобного не ожидал: пес прожил на ферме много лет, и прежде ни разу не случалось, чтобы он напал на человека. Пострадавший был вне себя от возмущения. Однако мой чудеснейший, мудрейший дед ухитрился как-то уладить это дело, не доводя до крайности. Как и его отец, он всю свою жизнь провел рядом с животными и сразу догадался, что же на самом деле произошло. Я настолько сроднился с местными собаками, что Бесс, как старейшина этой стаи, считал меня одним из ее членов, и юнцом к тому же. А тут работник неожиданно и бесцеремонно ввалился в сарай, разбудив его, да, пожалуй, и всех остальных псов, а потом еще и затеял какие-то странные движения вблизи от меня, спящего. Бесс подумал, что я в опасности, и кинулся защищать меня единственным способом, который знал, — так же, как его дикие собратья защищают своих детенышей.