Держась на почтительном расстоянии от начальницы, осторожно ступая, чтобы поменьше наследить, он подошел к окну и подергал расхлябанную ручку форточки.
– Заклеить-то можно, но вы сами сказали, чтобы проветривалось… Дымно, сказали, и сыростью пахнет.
Варвара Сергеевна бросила взгляд на хрустальную пепельницу, полную смятых папирос.
Вдали набирал силу характерный звук — приближался поезд, и, одновременно со свистом, сильнее запахло гарью.
– Почему поезда здесь никогда не останавливаются?
— Так не положено, товарищ комиссар! — вернувшись на свое место при входе, взял под козырек парень и тут же стал выше ростом и строже лицом.
– Да? Разве? — только для того, чтобы что-то ответить, задумчиво произнесла Варвара Сергеевна.
– Вы же сами вчерась приказали телеграфировать по этому поводу в столицу! — бодро отрапортовал дежурный. — Спросить велели у тамошнего начальства, почему поезда не останавливаются.
Ложка предупреждающе дрогнула в граненом, в серебряной «юбке» с ручкой стакане — до гула в ушах оставались секунды.
Варвара Сергеевна, надеясь отогреть пальцы, схватилась за стакан обеими руками — но чай был холодный.
— Что еще происходит? — Ложка металась внутри своей стеклянной клетки, и Самоварова поняла, что это в том числе от вибрации, исходящей от ее напряженных рук.
– Тихо все пока… С этим сегодня как? — тем определенным тоном, каким иногда позволяют себе говорить с начальством подчиненные, когда речь идет о каком-то особо важном, секретном или неприятном до крайней степени деле, спросил паренек.
— Так же, как и вчера… — уклончиво ответила Варвара Сергеевна, не представляя, о ком или о чем речь.
— После поезда заводить?
Ответить она не успела — невыносимый звук пролетающего мимо состава заставил ее поставить стакан на стол, зажмуриться и зажать уши руками.
Когда все стихло, она открыла глаза и взглянула на паренька.
Тот стоял у двери, прижавшись к стене. На его веснушчатом лице застыло мучительное выражение.
— Вы поесть-то хотите? — прежде чем взяться за ручку обшарпанной двери, услужливо спросил дежурный.
– Нет.
– Тогда завожу?
Самоварова кивнула.
Пытаясь придать осанке начальственный вид, она сцепила пальцы рук. Вначале уложила их на стол, но тут же одернула и тихо выругалась. Тяжелый рукав тулупа задел стакан, и вылившийся чай образовал на разложенной на столе карте мира большую коричневую лужу в районе Тихого океана.
Человек, которого ввел в кабинет дежурный, оказался седым стариком. Невысокий и кряжистый, одетый в светлые костюмные брюки и грязно-зеленую телогрейку, из-под которой выглядывал замусоленный ворот шерстяного красного свитера, он стоял впереди словно чего-то опасавшегося дежурного, не поднимая головы.
Не зная, кто этот человек, и даже не представляя причины, по которой он сюда попал, Варвара Сергеевна между тем отчетливо понимала, что заключенный под стражу является, как бы сказал ее зять Олег, «каким-то мутным пассажиром». Вот только Олега здесь не было и быть не могло — он существовал, как и остальные члены ее семьи, в другом измерении.
В существовании другого измерения она не сомневалась, как и в том, что чай в стакане коричневый и уже совсем холодный, из окна привычно тянет отходами топлива и еще немного лесом, а дежурного зовут Василием.
Его жена, полноватая после родов, молоденькая и веснушчатая, как и он сам, недавно скреблась в кабинет, чтобы угостить начальницу мужа свежеиспеченными, с застревавшей меж зубов ягодой, пирожками.
Дежурный глядел на нее выжидающе — выйти или остаться?
Нет, ей не показалось, задержанный Василия пугал.
Она поспешно махнула рукой — «выходи».
— Вы меня совсем не помните? — Задержанный наконец приподнял тяжелую голову и разжал, будто делая над собой усилие, тонкий и длинный, обветренный рот. Руки за его спиной были связанны толстой грязной веревкой.
– А должна? Я должна вас помнить? — отчего-то смущаясь его присутствия, нарочито игриво спросила Варвара Сергеевна.
Во всех, как бы выразился ее зять Олег, «непонятках» она по наитию включала женщину. Этот проверенный жизнью способ никогда не подводил как в личной жизни, так и на службе — мелкие криминальные рыбешки «кололись» быстрее; а для тех, что покрупнее, требовалось чуть больше времени, чтобы очароваться не только душевной, но и красивой женщиной-следователем.