Как и тогда.
Стряхнув маленькие камушки с воротника, проповедник никак не отреагировал на случившееся, просто продолжил шествие. За ним, на некотором расстоянии, следовали вооруженные солдаты с нашивками на плечах в виде английском буквы Р, и двое полуголых сектанта, на чьих телах не оставалось свободного от татуировок места. Таким необычным строем они углублялись в город, истекающий кровью. Полуразрушенные дома, не достигающие трех этажей, обратились в руины и погребли под завалами сотни жильцов. Машины взрывались на каждом шагу, отбрасывая всех близко стоящих волной. Все вокруг горело, искрилось, дымилось и разрывалось на куски. Крики бегущих в неизвестном направлении женщин смешивались с воем сирен. Местная полиция сразу же забаррикадировалась в участке и принялась отстреливаться из дробовиков. Будто это может повлиять на ход дела.
Джозеф наблюдал за всем мерно текущим хаосом со стороны. Он не боялся рикошета, не боялся целенаправленного обстрела или тупого лезвия ножа от безмозглого ополченца. Как иронично. Ведь раньше их называли ополчением и грозились уничтожить. И где же хваленая армия Страны, что пожирала доверчивых граждан, подкупленных обещаниями мифической безопасности или свободы. Ни того, ни другого не существует. Прижимая к себе раскрытую Библию, Джозеф точно выставлял ее напоказ, как древнейший экспонат. Периодически он замирал на местах большого скопления изуродованных тел и произносил молитвы, вознося руки с Писанием к почерневшим от дыма небесам. Он мог бы стать одним из них. Обыкновенной жертвой режима, войны или же Божьего гнева. Но не стал. Вместо этого ему позволили носить бронежилет и Библию в качестве залога собственной жизни.
Разве не потрясающее явление высшей любви?
– Мы – национально освободительное движение Протекторы! Мы пришли помочь вам! – голос, усиленный мегафоном, разносился по опустевшим, выжженным кварталам. – Сопротивление – бесполезно! Мы пришли помочь вам! Не оказывайте сопротивления! Мы – национально…
Громадный танк, едва втиснувшийся в узкие квартальные улочки, искорежил гусеницами много незащищенных покрытий, в том числе людских костей. Затормозив на некоем подобии площади с уничтоженными скамейками, танк около минут не подавал признаков жизни. Пока пушечная установка не начала медленно поворачиваться в сторону полицейского участка. Еще пара секунд на раздумья и раздавшийся звук, напоминающий ударный вой барабана, повлек за собой взрыв. Центральную часть здания вместе с комичными деревянными баррикадами разнесло в щепки, а остававшиеся внутри полицейские украсили своими ошметками стены. Резня продолжалась и не обещала заканчиваться в ближайшее время.
Фанатики, сплотившиеся вокруг Рокуэлла, согласились пожертвовать собой во имя священного крестового похода против нечестивцев. Нацепив на оголенные тела пояс смертников, они тут же кидались в гущу противников или в места скопления народа. Их вопли еще долго звенели в ушах уцелевших жертв, лишившихся конечностей. Вот она, неприглядная сторона гражданской войны. Можно скрывать эти жуткие картины годами, но телевизионщики подоспели вовремя. Прежде, чем расчистить себе дорогу к мэрии, Протекторы захватили местные студии новостей, заставляя выходить в прямой эфир и вещать на весь цивилизованный мир. Месседж такой: “они пришли во имя мира, во имя справедливости и процветания! Тоталитарный режим Кассиуса Маунтана и его прихлебателей должен быть стерт с лица планеты, как недоразумение.
Республика освободится из-под гнета системы”!
– И мы обратим их в нашу веру. Правда, командир Маунтан? – вспомнив предвыборный слоган будущего диктатора Республики, Джозеф не мог не позволить себе улыбнуться. Столько лет уже прошло, а он все живет прошлым. Просто ничего другого у него не осталось. – Что это за здание?
– По нашим данным, здесь расположена синагога, сэр, – подошедший солдат изучал карту. Ему в голову не пришло, насколько неуважительно он обращался к служителю Господа и к старшему по званию. Впрочем, не имеет значения.
– Я хочу туда войти, – это не вопрос. Утверждение, после которого предводитель секты медленно направился к священному месту. Заблаговременно передав испачканную кровью Библию своим приближенным, мужчина потянул на себя деревянную дверь, не обращая внимания на протесты конвоя.
Неприметное каменное квадратичное строение больше походило на амбар, чем на пристанище одной из древнейших религий мира. Только полустертая железная Звезда Давида на фронтоне свидетельствовала о конфессии. Внутренняя планировка отличалась скромностью. Помещение, сравнительно небольшое по объемам, имело стандартную прямоугольную форму. Уставленная многочисленными деревянными скамьями, она буквально располагала к особому настроению. К воссоединению с божественным. К прикосновению к имманентным сферам. В самом центре, как и полагалось, находился помост для чтения Торы. Сегодня он пустовал. Все казалось каким-то безжизненным, лишенным привычного течения. Лишь вечно горящие лампы, пришедшие на замену непрактичным подсвечникам, освещали окутанное мраком пространство.
– Сэр, сюда могли заложить бомбу. Или же тут скрываются вооруженные граждане. Моя задача – защищать Вас. Поэтому я прошу…
– И кто защита, кроме Бога нашего? – насмешливо поинтересовался священник, попутно глядя в глаза смутившемуся бойцу. Тот не находил себе места под чужим пронзительным взглядом.
– Псалтирь, семнадцатый псалом, стих тридцать второй, я прав? – вышедший из-за угла человек в традиционных темных одеяниях приветственно улыбнулся. В представлениях Джозефа таким и должен быть среднестатистический служащий иудаизма: седина вплелась в густую бородку и бакенбарды, откуда хаотично выбивались светлые пряди. Оставшиеся темными брови почему-то по форме напоминали изогнутую дугу, что придавало мясистому лицу раввина до странности гармоничное добродушие. На голове покоилась измятая черная шляпа. Он мало походил на тех подчеркнуто неприступных представителей еврейских общин, когда-то посещавших Рокуэлла с целью договориться переправить оставшихся на неподконтрольных территориях евреев домой. – Память подводит с годами, но кое-что еще сохранилось. Не думал, что Вы используете именно этот стих.
– Как Вас зовут? – предусмотрительно опустив руку на выставленное дуло автомата, Пророк Джо осторожно шагнул вперед. Тогда он заметил, что на тронутом любезной улыбкой лице раввина виднеются старческие пигментные пятна – значит, ошибка произошла из-за плохого освещения. – Кто Вы?
– Рабби Иисак. Полагаю, на второй вопрос ответ Вы знаете, Отец Рокуэлл, – искреннее удивление собеседника не ускользнуло от внимательного еврея. – Я вижу Ваше лицо чаще, чем некоторых своих прихожан. По телевизору, разумеется. Вы почти так же знамениты, как Пророк Моисей.
– Приятно слышать. Вы здесь один?
– Конечно. Я ожидал посетителей сегодня, но обстоятельства сложились иначе. Кстати, впервые отдыхаю от своих обязанностей. Непривычно.
– Вы можете меня исповедовать, рабби Иисак? Это не затруднительная просьба? Я очень давно не каялся в своих грехах.
– О. Мы исповедаемся во грехах во время общей молитвы. Приватные беседы отводятся совсем для другого, – извиняющимся тоном сообщил Иисак. – Но если Вы хотите поговорить – пройдемте в мой кабинет. Я с удовольствием выслушаю Вас, пока есть такая возможность.
Заинтересовавшись в процессе исповеди, Джозеф проигнорировал все попытки присутствующих отговорить его от такой глупой затеи. Таким образом он последовал за таинственным раввином, проведшим гостя в отдельную комнатку со скромным убранством. Стол, заваленный писаниями и древними книгами, идеально вписывался в общий аскетический антураж. Однако все же была вещь, полностью выбивающаяся из задумки дизайнера. Репродукция картины Гойи “Сатурн, что пожирает собственное дитя”. Золотистая рама с вензелями окончательно разрушила весь образ скромной благовоспитанности. Особенно она сгорала под безумным взглядом сошедшего с ума бога, доедающего остатки родного сына. Задержавшись у картины непозволительно долго, Отец Джо, казалось, забыл, как дышать.
– Почему она здесь?
– О. Это подарок благодарных прихожан. Я не оценил юмор, но все равно повесил. Согласен, от нее исходит мрачная энергетика, но это всего лишь копия. Она вызывает у Вас какие-то чувства?