– Плохой день, Гудвин? – низкий голос прозвучал откуда-то извне, вынуждая тут же обернуться и внимательно вглядеться в плохо освещенные пространства. Себастьян едва уловил движение за соседним стулом. Стоило отдать должное местному палачу – свое дело он знал.
– Тебе когда-нибудь приходилось три часа репетировать речь о вреде застройщиков пляжей и недобросовестных коммунальщиков в компании одного жирного кретина и откровенного дурачка-писателя? – услышав отчетливый, но слегка приглушенный смешок, валютчик рассвирепел. – Тебе весело? А мне нихера не весело было слушать весь этот бред про машины и социальную ответственность граждан. И ведь каждый из них верит в свою полезность.
– Зато тебе не скучно. Но выглядишь ты потрепанным. Не пробовал спать по ночам?
– Не делай вид, что заботишься обо мне. Мы же не друзья, – допив скудные остатки целительного эликсира, Гудвин затребовал еще. Пьянствовать в одиночку – удел все тех же политических неудачников. Но он по крайней мере не один.
– Пойдем со мной, – не собираясь повторять дважды, Данбар достал из кармана пару помятых долларовых купюр и швырнул на стойку. – В счет фонда будущего мэра. – с характерной для себя флегматичностью эдемовец прошествовал к выходу, ни разу не обернувшись и не остановившись, чтобы подождать соратника.
Гудвину ничего не оставалось, кроме слепого подчинения. Догнав верного пса Эдема на середине парковки, он неуверенно последовал за ним в соседнее помещение, едва выделяющееся темной полоской в сумрачном, неосвещенном фонарями квартале. Не нужно было обладать членской картой, чтобы знать, куда они идут. Арсенал. Место с неприглядным прошлым и сомнительным настоящим. Заброшенный склад почти в самом центре Города, приватизированный сворой под собственные нужды. Впрочем, с документами у них все в порядке. Иначе сложно было бы объяснить полицейским из соседнего участка, почему у них под носом хранят контейнеры с оружием и ящики с наркотиками. Себастьяну еще не доводилось посещать это священное место, хотя никаких запретов относительно свободного передвижения в клубе не существовало.
Пока что.
– Если ты хочешь прикончить меня и спрятать тело здесь, то мог бы не оплачивать выпивку, – полушутливо-полусерьезно съязвил Гудвин, настороженно оглядываясь. – Неужели я так сильно достал всех вокруг?
Игнорируя любые попытки навязать разговор, Илай резко повернул влево и открыл неприметную железную дверь. Оттуда доносились заглушаемые стенами крики. Это встревожило больше, чем общий антураж. Отступив на шаг, Себастьян сглотнул. Ему прочили блестящую карьеру, отнюдь не подразумевающую пытки. Тем не менее, на Илая эти звуки не произвели особого впечатления: по-прежнему никак не реагируя на замешательство попутчика, Данбар зашел внутрь и принялся спускаться вниз по крутой лестницей, все больше и больше погружаясь в нескончаемый гомон мужских голосов. Замерев на середине, он отметил про себя, что валютчик следует за ним на небольшом расстоянии. Все еще беспокоится за свою мэрскую шкуру.
– Добро пожаловать на псарню, – подождав, пока Себастьян спустится вниз и станет рядом, солдат махнул рукой в приветственном жесте. – Мы тут снимаем напряжение.
Посреди прямоугольной комнаты расположился октагон для профессиональных боев. С высокой железной сеткой, не допускающей неограниченности в пространстве и огромной железной балкой, прикрепленной к потолку и оснащенной фонарями для скудного освещения. Своеобразный ринг уже окружили около десятка эдемовцев и парочка звероловов, приведенных Волкером во имя укрепления союза кланов. Дабы не сеять смуту в стенах самого клуба, они решили устроить дружеский матч лагерей. Конечно, без строгих правил ведения боя. Ни к чему церемониться.
– Разве насилие не под запретом? Или не видит слепой палач – рассветна зеленая твердь. *
– Запрещено нарушать закон в стенах клуба. Но мы сейчас не там, – сняв армейскую куртку и швырнув ее на потрепанную скамейку, Илай размял спину. – Я пообещал им уложить напыщенного волкеровского приспешника на лопатки в третьем раунде. Не отказывай себе в удовольствии поставить на меня.
Не до конца понимая сути происходящего, контрабандист с удивлением наблюдал за действиями вечно спокойного Данбара: тот резво прыгнул в центр арены, вызывая у публики неподдельное восхищение. Избавившись от футболки, он приготовился тут же дать бой любому оппоненту. В другой стороне ринга показался лидер звероловов со своей фирменной раздражающей серьезностью и аккуратными рыжими усами с остросшими кончиками. Не следовало ожидать от главы личной охраны второго человека в государстве ничего иного, кроме правильно сложенного тела, усеянного многочисленными шрамами. Не желая красоваться, Артур просто кивнул сопернику и наклонил голову в знак готовности начать долгожданный поединок.
– На кого ставишь? На амстаффа или зверолова? – с трудом отбиваясь от протянутых рук, зажавших купюры, букмекер обратился к пробившемуся сквозь толпу Гудвину. – Ну, решай быстрее!
– Как ты назвал Илая?
– Боже, ты как будто в первый раз здесь. Амстафф. Порода собак. У нас все асы носят так называемый титул. Вэнс, например, зарезервировал за собой борзую. Салливан – овчарку….
– А меня вы как называете?
– А ты один из асов? – удивленно вскинув брови, букмекер выхватил еще пару купюр и принялся выкрикивать коэффициенты ставок. – Тогда отойди. Не мешайся под ногами.
Добравшись до металлической ограды, Себастьян завороженно следил за тем, как оба бойца наносили друг другу почти смертельные удары. Уворачиваясь, Данбар сразу же бросался на врага и пытался повалить на пол. Тот, в свою очередь, оказался хорошим прыгуном: избегая захватов, он мгновенно оказывался на краю октагона и переводил дыхание. Они были равны по силе. Но приемы использовали разные. Пока неповоротливый Илай разворачивался, ему уже наносили серию ударов по ребрам. Однако он ставил надежные блоки и, дожидаясь удобного момента, бил в голову или целился в солнечное сплетение. В конце концов Ригби не выдержал дикого напора и свалился на одно колено. Амстафф воспользовался шансом и, обхватив чужую шею руками, со всей силы приложил оппонента лбом об пол. Тот издал хриплый стон, выплюнул сгусток крови и принялся колотить кулаком по железке, признавая поражение. Вмиг сборище наблюдателей взорвалось пронзительными воплями восторженности.
Шокирующе. Свежо. Ново. Смело. Непонятно. Мало кто мог догадаться, что такой насквозь пропитанный моралью и законом консерватор, как Илай Данбар, ночью сбрасывает все оковы и пускает в ход кулаки. Все эти люди, заполнившие маленькую комнатку, поддались древнему собачьему инстинкту: окружить двоих бешеных конкурентов и созерцать кровавое побоище. Их затуманенные, затянутые кровавой пеленой глаза выражали жадное нетерпение. Никакой жалости. Никакой пощады. И самое забавное – они поклонялись победителю. Опасливо опускали взгляды и взирали восхищенно. Вот тот стимул, которого так не хватало самому Гудвину. Ему необходимо уважение. Никто не воспринимает его всерьез, относится как к случайному недоразумению, по насмешке судьбы одаренному возможностью представлять Свору. Но он не один из них. И если проиграет – никто не удивится, все пожмут плечами, покачают головой и заявят, что ожидали подобного.
– Не хочешь попробовать? – промокнув вспотевшее лицо, Илай подошел поближе. На устах гуляла едва заметная улыбка. Впервые он чувствовал себя расслабленно. – Тебе соперников будет несложно подобрать.
– Нет, спасибо, мне нужно готовиться к завтрашнему интервью, – пожав крепкую, но дрожащую руку палача, Себастьян поспешил на свежий воздух. Зрелище настоящих собачьих боев вдохновляло. – Черт возьми! – избавившись от окурка, он затоптал его носком туфли.