– И что, Волкер не потребовал ничего взамен? Ох уже эти городские легенды.
– Ему самому было выгодно избавиться от Гровера. Тот ему мешал больше, чем всем остальным. Тогда его влияние на Маунтана неустанно росло и крепло. Сам Бог велел нашептать на ухо правильные слова. – вспомнив об удачном исходе заговора против зарвавшегося ублюдка, Виктория даже сейчас ощутила эйфорию. Они праздновали победу, не вылезая из постели около трех дней. – Признаться, изначально я вообще не рассчитывала на помощь Армана. Когда я встретила его впервые, то подумала, что он скорее бюрократ, а не воин. Я ошиблась.
– Значит, слухи оказались правдивыми, – спустя какое-то время изрек Себастьян, не выдавая ни единым жестом своего глубокого разочарования. – Это нечто большее, чем Стокгольмский синдром. Или его извращенная форма.
– Не зарывайся, Гудвин. С ним у меня история, насчитывающая пятнадцать лет, а ты всего лишь…
– История, насчитывающая пятнадцать лет боли, унижения и страдания! – ударив по столу кулаком, контрабандист вскочил с места, роняя стул и вынуждая взбешенного пса мгновенно подскочить на лапы. – Как ты этого не понимаешь?! Как можно быть настолько слепой?!
Пока кандидат разорялся, поддаваясь праведному гневу, экран телефона Королевы, поставленный на беззвучный режим, загорелся. Сообщение от брата гласило, что ей срочно необходимо включить первый новостной канал и убедиться воочию, что они вступили на тропу войны. Не теряя времени даром, Виктория схватила пульт, дабы исполнить просьбу. Шокированный Гудвин не сразу понял, что его не слушают. Им, в сущности, в очередной раз пренебрегли. Обернувшись к экрану, вделанному в стену над камином, он сосредоточился на репортаже с места военных действий. Фанатики во главе с печально известным Рокуэллом, обвиняющимся в подрыве ипподрома, за сутки разрушили часть Стены на Востоке и захватили населенный пункт. Картинки с места побоища сменялись быстрее, чем бегущая строка с индексами.
– Твою мать, – не до конца осознавая суть происходящего, Себастьян засмотрелся на кадры, изображающие экстравагантного священнослужителя в темных очках. Грех действительно может быть искусством. – Невероятный человек… – хаос в голове не давал нормально сформулировать мысль. Тем не менее, из колеи его выбил громкий звонок на телефоне. Краем глаза он заметил фотографию Волкера, мелькнувшую на экране прежде, чем Королева схватила устройство. – Не смей! Ты не понимаешь?! Ты же его заложница! Возьмешь трубку сейчас и никогда не выберешься из этого круга! – не колеблясь ни секунды, она провела пальцем по зеленой кнопке. – Твоя ошибка. – приложив трубку к уху, Виктория потушила сигарету и отвернулась к окну.
Гудвин не стал дожидаться окончания беседы. Столкнув со стола мерзкое чучело, он стремительно выбежал из кабинета и, полностью игнорируя окружающих, ворвался в центральный зал на нижнем ярусе. Там, окруженные наркотическими парами и спонтанными иллюзиями, навеянными вредными веществами, валялись мужчины и женщины. Постанывая, они едва доползали до раскиданных по полу подушек, чтобы окончательно расслабиться. По венам курсировала отрава, вынуждая мычать, орать и драться с невидимыми врагами. Другие же просто отключались в углу с глупой улыбкой на устах. Оказавшись внутри, Себастьян скривился от отвращения. Трудно было поверить, что еще месяц назад он находился среди них, блаженствуя в утопиях и прочих картонных местах.
– Господин Гудвин, не ожидал увидеть Вас здесь в столь поздний час, – от удивления темные брови, выделяющиеся на лишенном волос лице, поползли вверх. Как бы там ни было, Курц моментально совладал с собой и прищурился. – Видел Ваше интервью и должен сказать…
– Мне нет до этого никакого дела, – грубо оборвал валютчик, перешагивая через два лежавших в обнимку тела, дабы подойти ближе. – Я пришел сюда ради наслаждения.
– Вы не посещали меня месяц и уверяли, что очистились. Хотите продолжить курс? – пропустив мимо ушей откровенную неучтивость собеседника, эдемовец вгляделся в его черты и понял, что произошло нечто серьезное. – Что же. Я попрошу принести, но помните, что после длительного перерыва злоупотреблять нельзя.
Не став дожидаться последующих напутствий, мужчина дождался поставки, а затем, не попрощавшись и не поблагодарив, кинулся прочь из провонявшего зала. Нижний ярус предназначался для членов, потерявших все на войне с преступным режимом и утративших всякий смысл жизни. Но их кошельки были туго набиты и они спокойно могли позволить себе тратить средства на постоянные взносы и беззаботный сон на краю пропасти. Курц был приставлен к ним заботливым надсмотрщиком, следящим за дисциплиной и снабжающим необходимыми веществами.
Несчастный, униженный и оскорбленный Себастьян, только что принятый в ряды локальных божков и признанный ими как равный, был низвергнут на самое дно без возможности реабилитироваться. Гудвин тайно восхищался любыми проявлениями эксцентричности, однако пассивно наблюдать за ускользающим счастьем – выше его сил и возможностей. Поэтому он едва не выломал центральные массивные двери, надеясь поскорее выбраться на воздух и избавиться от сдавливающей шею бесплотной удавки. Едва не споткнувшись на ступеньках, он резко замер и облокотился на каменную стену главного здания. В руке все еще таился заветный пакет с белым порошком. Он мог бы выйти на середину проезжей части, подождать окончания комендантского часа и броситься под колеса первому ночному патрулю. Но не рискнул.
Что-то все же вынудило его достать сигарету и закурить.
– Все в порядке, Гудвин? – его уже тошнило от упоминания собственной фамилии. – Тебе нужна помощь? – придерживая одной рукой черный отполированный едва ли не до блеска мотоцикл, во второй руке Томас держал специальный шлем. Он уже был готов водрузить его на голову, но вылетевший на улицу мужчина привлек внимание. – У тебя все хорошо? – валютчик игнорировал вопросы, глядя сквозь второго лидера. В его взгляде читалась некоторая обреченность. Ридус все понял сразу. Он уже видел такие взгляды, направленные в сторону его сестры. Но она обладала выдержкой и не давала им призрачных надежд. Те сами кормили себя иллюзиями. – Мой тебе совет: забудь об этом. Не занимайся самобичеванием. Ты просто сожрешь сам себя. И лучше от этого никому не станет. Илай, присмотри за ним. – с этими словами Томас запрыгнул на мотоцикл и поспешно скрылся за первым поворотом.
– Скажи на милость, друг, – сделав упор на последнее слово, Себастьян повернулся и взглянул в безжизненные глаза убийцы. Он только сейчас, будучи на грани нервного срыва, осознал этот факт. – Как вы терпите Волкера на своей территории? Никому из вас в голову не приходило, что он – обычный паразит, который сжирает ее разум? Он же ненормальный! Ты никогда не думал о том, чтобы… убить его?
– Послушай меня внимательно. У нас тут не принято болтать лишнего и идти наперекор асам, – в мгновение ока Данбар превратился из равнодушно свидетеля чужого безумия в безудержного цепного пса, ревностно охраняющего собственных хозяев. – Я ничего против тебя не имею, но если узнаю, что ты замешан в каком-то заговоре или где-то раскрываешь рот, то лично разломаю тебе череп об бордюр. – не дожидаясь ответа, палач вырвал из рук замешкавшегося кандидата пакет с сомнительной отравой, при этом тыкая ему в грудь полной бутылкой виски. – Пойдем обратно. Подберем тебе собачье прозвище по вкусу.
Комментарий к Убить гонца
* Зинаида Гиппиус “Надежда моя (Амалия)”.
** Инсайт – внезапно понимание чего-то, прежде не выводимое из личного опыта.
========== Каждый за себя, а Бог против всех ==========
Время от времени меняем маршрут; в этом нет ничего дурного, пока мы за оградой. Крысе в лабиринте тоже позволительно идти куда вздумается, — при условии, что она в лабиринте.
«Рассказ служанки».
Жители павшего Вавилона! Вы не покаялись, не пали на колени, не посыпали голову пеплом. Вы отступили от Божьих заповедей и пренебрегли любовью Творца нашего. Вы не залечиваете кровоточащие раны своей земли, оставаясь слепыми и глухими к ее мольбам. Вы не помогаете ближним своим, игнорируя их страдания. Вы просто отвернулись от них, как от прокаженных. Но вот пришли мы, готовые помочь детям Господа. Мы примем их всех к себе, подобно Иисусу, призвавшему труждающихся и обремененных. Мы успокоим их, как Иисус, сын Божий. Ибо мы смиренны сердцем и покорны воле Его. Мы найдем покой душам вашим. Тех же, кто отступился от веры в Отца небесного, будет наказан за страшный грех. И вы, жители мертвого Города, давно уже гниете в грехах и пороках. Вы утратили веру. И вы больше не знаете, кого вам нужно бояться. Вы поклоняетесь лжепророкам и превозносите ложных идолов. Называете их своими лидерами. Слепо подчиняетесь их приказам. За это вы были прокляты. Вы навсегда погрязли во тьме. И больше не сможете из нее выбраться. Но вы все еще можете покаяться во грехах. Вы можете отринуть идолов, которых вам навязывают современные церкви. Вы можете разорвать плотные оковы, сковывающие ваши члены. Они будут противиться вашему побегу. Но вы еще можете получить прощение. Вот почему я здесь, с вами. Я готов помочь. Исцелить вашу душу и сердце. Направить вас, как всех нас направлял Иисус, сын Божий. Но он предупреждал об идолах и лжепророках. Вы не послушали. Так послушайте меня! Откройте ваши сердца и двери ваших домов! И впустите меня! Присоединитесь к нашей общине и примите истинного Господа! Не поддавайтесь их лжи! Боритесь! А мы вам поможем. Но те, кто пойдут против нас, уже не смогут получить прощение. Карающая длань Господа настигнет их! Апокалипсис обрушится на ваш мир, порождая хаос и разруху. Вы на грани. Помните: не избегнуть вам гнева Божьего и наказания за грехи! Поэтому прошу вас: не сопротивляйтесь, не противьтесь своей судьбе. Сдайтесь! *