– Вы устроили бардак в стране, а нам предлагаете его исправлять? – расхохотавшись от такой абсурдности, Брэм повернулся к другим офицером, призывая поддержать веселье. – Типичные дельцы смерти.
– Я не делец смерти. Я – хранитель конституционных прав. Вы позволите пройти? – Салливан прошествовал мимо кордона охраны, нервно поглядывающего на молчавшего начальника.
– Мы столько лет друг друга знаем, мисс Маргулис, но так ни разу не пообщались. Вы не составите мне компанию, пока Ваш друг занимается важными делами? – Гровер на удивление вежливо обращался к своему старому недругу. – Юристы. Мы их никогда не поймем. – кивнув в сторону соседней двери, мужчина галантно отступил в сторону. – Ну же, не отказывайтесь.
Они очутились в скромном кабинете какого-то клерка, погребенного под завалами отчетов. С нескрываемым превосходством Брэм расположился на вершине стола и уперся ногами прямо в деревянную панель под ним. Сложив руки на коленях, он с интересом разглядывал полулегендарную женщину, умудрившуюся завоевать сердце неподатливого народа. И, разумеется, безудержного маргинального Кардинала. Она действительно владела неким шармом. Даже не женским.
Тут нечто другое.
– Скажите, Вы уже приняли решение относительно предложения нашего друга? Или же играете на два фронта? – полюбопытствовал чиновник, мгновенно изменившись в лице. – Избрали гибридную тактику? Враг и тех и других? Будьте осторожны. Немногим удавалось прожить в таком идеальном балансе. У меня вот не получилось. Благодаря Вам.
– Вы продавали собственной армии непригодные военные запчасти втридорога, а потом скрывали от налоговой крупные офшорные счета. Если последнее не запрещено законом, то за первое Вас могли казнить, если бы Вы не сбежали.
– Что же, а Вы продаете оружие террористическим группировкам на Востоке, чтобы они убивали Ваших сограждан. Так чем Вы лучше меня? Отличие лишь в том, что Вы просто не знаете исхода своих махинаций, поэтому, формально, защищены моралью.
– По крайней мере, я продаю качественный товар. А Ваши бронежилеты официально признали мусором после нескольких экспертиз. Вы – сознательный убийца. Я просто работаю.
– Это помогает Вам спать по ночам? Самовнушение, да? – не меняя положения, Брэм то отклонял голову, то наклонял вперед. – Я уже встречал таких людей, как Вы. Мне посчастливилось побывать на Ближнем Востоке и пообщаться с местными жителями. Они тоже творили всякие мерзости. Конечно, зависит от персональной оценки, но все-таки мы живем не по волчьим законам. В общем, мерзости. И представляете, там люди тоже в себя верили. В свое бессмертие, в свою великую миссию и священный долг. Но самое интересное заключалось в том, что они почему-то верили в силу демократии. Словно их выбор распространялся на на нечто большее, чем на польские или украинские яблоки на их же прилавках. Это утрированно, разумеется, в Иран не поставляют ни того, ни другого. Сказано для общего представления картины.
– Не совсем понимаю, какое отношение я имею к восприятию демократии жителями Ближнего Востока.
В ответ раздался сдавленный смешок. Его, похоже, забавлял этот разговор.
– Меня предупреждали, что Вы остроумны. Не думал, что настолько, – Гровер сложил пальцы рук домиком и прислонил к пухлым губам. – К рассуждениям о демократии и человеческой природе Вы имеете прямое отношение. Вы же так отчаянно бьетесь за них. Дух захватывает наблюдать за этой схваткой.
– Я сражаюсь за справедливость. Это субъективная вещь и может подразумевать все, что угодно. Мне угодно. Поэтому Ваши предположения относительно лучшего политического режима неверны.
Ее пронзительные зеленые глаза загорелись в пылу дискуссии. Скрывать эмоции ей не в новинку, но не в замкнутом пространстве наедине с нестабильным убийцей.
– Неужели? Можете обманывать меня, но, прошу, перестаньте обманывать саму себя. Я помню Ваши устремления в самом начале карьеры. Пример покойного супруга Вас так вдохновил, что Вы хотели пробиться на вершину и изменить миропорядок, дабы почтить его память, продолжить его наследие. И Вы искренне думали, что получится преобразовать этот дивный новый мир. Но знаете, в чем заключалась главная проблема?
– В недостатках либеральной демократии?
– Перестаньте. Об этом написано уже достаточное количество книг. Я не собираюсь разводить тут дискурсы на пустом месте, хотя обожаю хорошие полемики. Однако времени у нас не так много, как Вы полагаете. Я просто хотел объяснить Вам, как работает система.
– За сорок с лишним лет своей жизни я догадалась о некоторых вещах.
– Безусловно. Но позвольте развеять Ваши мечты относительно Волкера. Вы всерьез полагаете, что при нем наступит золотой век? Либерализм, народовластие, любовь к ближнему и всеобщее благо? Вы правильно сказали – уже больше полувека живете в нашем дурном мире, но до сих пор не осознали, какого монстра ведете на поводке. С какой мразью сотрудничаете и уверенно продвигаете на ту пресловутую вершину.
– Хотите сказать, что Мастерс – лучше?
– Этого я не говорил. Никто из нас не лучше. Я не питаю иллюзии в отношении себя или Премьер-министра, если Вы собирались меня в этом обвинить. Наоборот, я лишь зарабатываю деньги и оставляю свое имя в истории. А еще уничтожаю откровенных ублюдков, притворяющихся благодетелями. Последователей Волкера, – Брэм смаковал эту фамилию, словно вгрызаясь в уже обглоданную кость с новой силой. – Такие еще хуже Вашей братии. Их следует истреблять в первую очередь. Я говорил это нашему Президенту в самом начале. Говорил, что его больше заботят личные амбиции, но не благополучие страны. Маунтан мне не поверил и все решилось.
– Не могу сказать, что расстраиваюсь по этому поводу и сожалею о его выборе.
– Восемь лет назад мне посчастливилось пообщаться с генерал-лейтенантом Ирана и узнать много интересных вещей. Как человек, близкий к власти, он поведал мне, что государство – это чистая монополия на власть. Она чтит права граждан на собрания, свободу слова и прочую либеральную дребедень, если та не наносит особого ущерба ее авторитету. Но только государство имеет право выносить смертный приговор. Ни один смертный не избежит карающей длани этого неумолимого титана. Кто бы там не сидел у руля.
– Тогда какой смысл в ненависти к Волкеру? Если он все равно ничего не изменит?
– Чиновники существуют для осуществления контроля. При шквале руль уже тяжело удержать и остается уповать лишь на волю случая. Но свежий морской бриз чудесно прочищает голову. Извиняюсь за метафоры, однако Вы должны понять: порочный круг насилия не разорвать. Оно всегда будет в чьих-то интересах. И будет преобладать, несмотря на желание обратного. В наших же интересах, как добропорядочных граждан, посадить за руль того, кто будет уравновешивать баланс насилия. Никакого шквала или бриза. Баланс. И мы уж точно не заинтересованы в передаче штурвала в долгосрочную аренду ограниченным социопатам с непомерной жаждой крови. Вот только Ваша запредельная любовь к этому социопату сыграла злую шутку. С Вами же.
– Господин Гровер, Вы не говорите по существу и отнимаете мое время.
– А Вам просто плевать на эту страну. И ему тоже. Потрясающая кооперация, – почти рявкнул Министр, резко спускаясь на пол. – Послушайте меня внимательно. Я ведь Вам прямо заявил: ни я, ни Мастерс, ни Волкер не годятся на пост главы государства. Мы возлагали большие надежды на Маунтана и он неплохо справлялся. При нем Волкер смирно сидел на цепи, а население покорно склоняло голову. Я же был в изгнании, а Мастерс наслаждался второстепенными ролями. Но все рано или поздно подходит к концу. В этом случае даже раньше, чем я предполагал. И сейчас единственная наша надежда – это Вы.
– Прошу прощения? – стоически отгоняя шок, Виктория встретилась с собеседником глазами. – Вы предлагаете мне занять пост Президента?