– Постарайтесь, чтобы Россия держалась подальше от моих ящиков. Они называют себя блоками и содружествами, но по итогу действуют самостоятельно и провоцируют конфликты. А я не хочу лишнего внимания. Вам оно тоже повредит.
– Вы будете прилетать чаще? – ей почему-то было так спокойно рядом с ним. Словно они знали друг друга четверть века, а все остальное – такая грязная суета.
– Отправьте остатки моей партии в ближайшее время и я отвечу на этот вопрос лично, – Джозеф стоял к женщине вполоборота, но все равно смотрел ей прямо в глаза. Улыбнувшись, он отдал ей всю пачку сигарет и направился к вертолету, под которым уже лежали сумки с деньгами. – И помните: зверь выйдет из бездны, и пойдет в погибель! – лопасти завертелись, помогая махине взмыть в воздух. Перед тем, как оторваться от земли, священник осенил ее крестным знамением и, сложив руки с четками в молитвенном жесте, наконец скрылся в салоне.
– Отнесите деньги в мой кабинет и пересчитайте. Потом попросите Винсента быстро подготовить заявление для прессы, – продолжая следить за вертолетом, Маргулис выбросила окурок, пряча чужую пачку в карман куртки. – Эдем закрыт на карантин. Только что с крыши подобрали одного больного. Никого не впускать и не выпускать без особого разрешения.
Комментарий к Лучшее предложение
* Граф Вине – король и граф, великий демон. По команде заклинателя, он будет строить башни; разрушать огромные каменные стены и вызывать шторм на водах. Он управляет 36 легионами духов.
** “Опера нищих” – балладная опера Джона Гея и Иоганна Пепуша.
*** В парграфе мелькают несколько цитат из “Пробки, стройка, грязь” Detsl.
**** Шизотипическое расстройство – расстройство, характеризующееся чудаковатым поведением, аномалиями мышления и эмоций, не подходящее по диагностическим критериям для диагноза шизофрения ни на одной стадии развития.
***** Мастерс имеет ввиду песню “We were born to fly” Scorpions.
****** Герцог Базин – могущественный демон. Он открывает свойства трав и драгоценных камней и может внезапно переносить людей из одной страны в другую.
******* Джозеф цитирует Откровение Иоанна, 17:8.
========== Оправдание жестокости ==========
Эй вы, хозяева войны!
Все те, кто сотворил оружие.
Все те, кто сотворил самолет смерти.
Все те, кто сотворил большие бомбы.
Все те, кто прячется за стенами,
Все те, кто прячется в кабинетах, за столами.
Одно лишь хочу сказать,
Я вижу сквозь ваши маски.
Все те, кто не сотворил ничего,
Кроме разрушения.
Вы играете с моим миром,
Будто это ваша игрушка.
А когда свистят пули,
Вы отворачиваетесь и бежите.
Bob Dylan – Masters of War.
Дуайт не считал себя плохим человеком. Можно бесконечно долго предаваться рассуждению об общечеловеческих ценностях и личных моральных устоях, но собственное понимание вопросов морали куда важнее, чем бессмысленная демагогия отдельно взятых пустозвонов. Их волновали абстрактные понятия, они исповедовали узкие взгляды, пропагандировали дешевую эстетику и занимались банальным клеймением всех подряд. Если абстрагироваться от шарлатанства всего этого одухотворенного сообщества примитивных болтунов, то можно ограничиться заявлением о том, что он считает себя хорошим человеком, поскольку так когда-то сказала его вторая жена. Как забавно. Такие сентиментальные порывы накатывали на шестидесятилетнего деятеля очень редко. В основном, из-за нехватки времени, посвященного разваливающемуся государству. Чаще – от большого количества алкоголя и наркотических веществ в крови. Тогда он становился милым и вспоминал годы совместного проживания с молодой, глуповатой любитильницей благотворительности. Точнее – он сам так решил.
На самом деле она не была глупой.
Фотография, бережно хранившаяся в ящике огромного стола, демонстрировала яркие женские черты неклассической красоты. Вечно улыбающаяся брюнетка в скромных легких платьях. Ей не удалось бы соревноваться с неукротимым и непреклонным характером Маргулис. Или блистать на светских раутах в компании многочисленных первых леди, кичащихся благотворительностью и сумочками от кутюр. Все, что у нее было – поразительное дружелюбие, раздражающий смех с присвистом и нелепые попытки угодить каждому встречному. Она не переносила, когда кто-то в ее присутствии впадал в уныние. Начинала городить бессмысленный бред и вспоминать разные анекдоты или неуместные шутки, услышанные в далеком детстве от бабушек – иммигранток из славного Советского Союза. От акцента ей так и не удалось избавиться. Растягивая согласные до неприятного фальцета, Сьюзен все равно умудрялась веселить окружающих. Кто-то насмехался над вульгарным вкусом государственного секретаря, а кто-то хвалил пристрастие к обыденности и подчеркнутой посредственности.
Все они ошибались. В этом союзе не было ничего экстраординарного. После первой спутницы, с которой Мастерс прожил несчастливые десять лет, пришло понимание, что лучше обзаводиться предсказуемыми партнерами, а не фееричными артистками балета, решившими в один летний вечер не вернуться с репетиции. Таким образом у него родилось отвращение к эксцентричности и любым проявлениям декаданса. При этом он отказывался признавать, что заразился этими же качествами, впоследствии ставшими маниакальностью. Впрочем, после Революции размышлять о внутренних переменах было некогда – приходилось бороться за второе в иерархии государства кресло. Через год энергичный Президент Маунтан, еще заботившийся о рейтингах восприятия и прочей социологической бурде, порекомендовал Министру найти себе новую супругу. Народ не очень любит выслушивать экономические бредни от человека с помятым галстуком и открытой тоской воздержания в глазах. Сам Кассиус во второй раз жениться не планировал, прикрываясь трагедией двухсотлетней давности.
Обреченно вздохнув, озлобленный Мастерс решил отыграться и пойти наперекор желанию Отца Нации. Вместо очередной богемной вечеринки, предназначенной для гостей высшего сорта, он пошел на местную выставку дешевых репродукций известных художников. Там они встретились с неуклюжей, слегка паниковавшей девушкой со второго курса искусствоведения. Так как эпоха продвинутых цифровых технологий наступила гораздо позже и за ним попятам не следовали все местные редакции с громадными камерами, Дуайт остался неузнанным среди беспечного круга непритязательной безвкусности. Двадцатипятилетнюю безотцовщину с предками из занесенных снегами русских глубинок было несложно заинтересовать вежливой беседой об искусстве. Сам политик не особо разбирался в мазне на холстах, но общее понимание прекрасного у него было в избытке благодаря излишне затянутым вечеринкам аристократии. Тем не менее, Секретарь не собирался заманивать несчастную девушку с трогательным золотым кулоном в виде ключика на шее куда-то в загородную резиденцию. Как поступало большинство однопартийцев.
В этом отношении Мастерса можно было назвать неиспорченным консерватором. Он просто дал ей свой личный номер телефона, еще кнопочного, и вышел на улицу, чтобы сесть в автомобиль с водителем и охраной. Она узнала, с кем невинно распивает кофе в отдаленных от центра барах, лишь на второй месяц знакомства. Благодаря чертовому телевизору над барной стойкой и кретину, который почему-то решил, что скучный новостной репортаж о принятии закона о регулировании торговой деятельности, между прочим, разработанный самим Мастерсом в перерывах между свиданиями, будет иметь больше успеха, чем футбольный матч. Премьер-министр хорошо запомнил ее реакцию на новую, необработанную мозгом информацию: шок, удивление и легкое благоговение. Дуайт лишь пожал плечами и признался. Затем объяснил, для чего весь этот маскарад, упустив детали разговора с Президентом. Лучше представить этот спектакль как потребность в живом обществе, а не в кукольном театре неспешных политиканов. Все равно в этом была доля истины. Он также добавил, что поймет, если она выплеснет какао на его безумно дорогой пиджак и пойдет давать интервью ближайшей радиостанции о домогательствах престарелого кутилы с корочкой.
Но вместо прогнозируемой энергозатратной истерики она… улыбнулась. Широко, еще неловко ввиду остаточного шокового явления. Это повлияло на дальнейший ход событий. Он никогда не понимал: действительно ли она его любила или верно оценила, несмотря на явные проблемы с аналитическим мышлением, перспективу быть обеспеченной до конца дней своих и больше не вспоминать о голодном детстве? В принципе, он никогда ее по-настоящему не понимал. Потому что не был склонен к эмпатии как таковой. На работе от него требовали не трогательного плача об утопающей экономике, а поискам средств к ее спасению. Поэтому рассчитывать получить от него больше одного нежного поцелуя на годовщину и Новый Год – вверх наивности. В качестве молчаливого извинения за свою холодность, привитую в безрадостную дореволюционную пору, он неизменно возвращался домой и проводил все вечера в компании неумолкающей женщины. О детях они не задумывались – по крайней мере, Дуайт точно – а на свадьбу пришло всего пару десяткой гостей от силы.