Столица, чужое подсознание.
В дверь центрального кабинета настойчиво постучали, сразу же дергая за ручку. Только одному члену клуба разрешалось так бесцеремонно заходить внутрь без разрешения. Элегантно одетый Томас остановился в дверном проеме и наклонил голову, рассматривая сестру с легкой усталостью. Он так плохо спал в последнее время. Но улыбка, таящая в себе всю нежность этого мира, никогда не покидала обычно сжатую линию губ при виде Маргулис. Между ними существовала глубокая, особая связь. Крепкая, нерушимая, бессмертная. В детстве они клялись, что не оставят друг друга в самые мрачные периоды жизни. Том не солгал: он был рядом на похоронах матери, затем смог получить американскую визу и приехать на похороны Майкла и хотя не приехал проститься с дядей, полностью компенсировал свое отсутствие помощью в клубе. Ридус был незаменимым другом и верным братом. Даже сейчас он стоял на пороге комнаты и ожидал следующей просьбы. Ведь он был готов прийти на помощь в любую минуту. Особенно в ту ночь, когда погиб под пулями.
– Почему ты здесь, Том? – оторвав взгляд от стопки бумаг с неразборчивым текстом, Виктория с неприкрытым удивлением посмотрела на родное лицо, немного бледное, но такое же скорбное. – Ты разве не должен быть в другом месте?
– Ты сама хотела меня видеть, – скрестив руки на груди, заместитель Королевы наклонил голову и вперил прищуренные глаза в хозяйку клуба. – Разве ты не должна быть в другом месте?
На фоне звучала громкая музыка, постепенно нарастающая и оглушающая. Кабинета больше не было. Вокруг сгущалась абсолютная, непроглядная тьма. Она засасывала в собственные пучины, давила на психику и поглощала остатки рассудка. Резко раскрыв рот, женщина глотнула свежего воздуха и захрипела, поднимаясь с пола. Ее одолевала дрожь, парализовавшая все движения. С грязных, запутанных волос стекали капельки пота, а болевшие глаза нуждались в моргании. Пару секунд потребовалось, чтобы осознать, где она находится – кабинет, превращенный в комнату, не изменился. Лишь темные портьеры, ранее привязанные к специальным крючкам, полностью закрывали несколько окон и балконную дверь. Не успев прийти в себя, Перри ощутила, как чьи-то руки обхватили ее голову и прижали холодный стакан к губам, заставляя выпить воды.
– Глотайте! – приказной тон пробился сквозь завесу подсознания. – Пейте до дна! – голос Майкла вырвал из цепких лап забытья и погрузил в суровую реальность, где ее двоюродного брата принесли под дверь клуба с десятком пулевых ранений. – Еще воды?
– Нет, – прошептала Виктория, чья психика медленно разрушалась под воздействием различных наркотических веществ. – Я хочу еще… принеси еще кетамина… **
– Это приказ? – глаза не выдержали, непроизвольно закрывшись, но подбородок поддерживала мужская ладонь. – Я спрашиваю, это приказ? – позади раздавался требовательный стук в дверь, звучал гул многочисленных голосов. Они хотели прорваться внутрь. – Не отключайтесь прежде, чем ответите на вопрос!
– Да… да, это приказ, – рухнув на принесенную подушку, вдова ожидала возвращения охранника, который обшаривал все ящики в поисках запасов на черный день. На приготовление ушло около десяти невыносимо долгих минут, пока белый порошок не оказался на кусочке стекла. – Я просто хочу увидеть своего брата. – зачем-то она принялась оправдываться, чувствуя какую-то странную потребность высказаться. Но Майкл безучастно кивнул и, повернувшись, сел в одно из кресел напротив. – Мне это нужно.
Ее последнее желание исполнилось. Через четверть часа эффект был невероятным. Она попала в сказочно отвратительный мир, ничем не отличающийся от реального. Никакой Фата Морганы. Сплошной мрак городских трущоб и затхлость прокуренных комнатушек. В одной из таких Перри обнаружила Томаса, валявшегося на полу в обнимку с недопитыми, разбитыми бутылками. Вся стена изобиловала рваными обоями, оголяющими неприветливый серый камень с трещинами. Стуча каблуками по изодранному паркету, затертом чужими ногами и временем, Маргулис легко перешагнула через обломки сломанного стула и разлетевшиеся по полу осколки. Брезгливостью сквозил каждый ее продуманный шаг. Остановившись возле рваного матраса, на котором лежал опьяневший Ридус, она пристально всматривалась в изможденное лицо. Весь его внешний вид буквально кричал о развращенном пороке.
Или слабости.
– Я смотрю, ты хорошо устроился на новой квартирке, братец, – осмотревшись, глава общины не хотела подолгу задерживать взгляд на конкретной детали убого интерьера. – Только взгляни на себя – кем ты стал?
– Прибереги ханжеские поучения и презрительные декламации для того, кому не плевать. Я тебе больше не служу, забыла?
– Боже, у тебя прорезался голос из-под этих лохмотьев? – наигранно удивленный тон и хлопок в ладоши резанули по чувствительным ушам. Поморщившись, Том приоткрыл поддернутые сизой пеленой глаза и скривился. – Значит, ты теперь у нас самостоятельный? У сына аристократа стояк на экзотику?
– И давно пай-девочка с красным дипломом и интеллектуальным багажом за спиной использует такие выражения? Ты стала походить на дядю Райджела больше, чем думаешь. Вы же друг друга стоите.
– Во-первых, не с красным. Не знаю, откуда у тебя такая информация. В университете, в котором я училась, тоже любили лизоблюдов. А я питаю к этому благородному занятию отвращение. Где-то на природном уровне. Во-вторых, дядя уже заходил ко мне и жаловался на то, во что ты превратился. И вынуждена с ним согласиться. А это вдвойне обидно. Я не думала, что это правда.
– Не смей так говорить! – рявкнул подскочивший Ридус, опрокидывая бутылки и банки, заменявшие пепельницу. – Это не моя вина. Не мой выбор! Со мной это сотворил отец…
– Он умер больше семи лет назад. В нищете и одиночестве. А тебе пора жить дальше.
Кто бы говорил. Разве не она сейчас доводит себя до передозировки, чтобы увидеть брата? Не она вспоминает их поворотный разговор пятилетней давности? Надеясь исправить что-то? Или почувствовать ту же неизбывную жалость к самой себе?
– Дальше? Где? С кем? Я всю жизнь был другим, Виктория! Очнись. Я всю жизнь страдал от этого. Знаешь, как меня называли в твоем клубе? Волкопес! Был никем и остался таким. Меня даже в этом паршивом заведении не принимают, считают изгоем.
– Вот, что я тебе скажу, брат, – она умышленно сделала акцент на последнем слове, напоминая, к какой семье он принадлежит. – Собака не пережила бы то, что пережил ты. Я бы не смогла. – и это правда. Королева бы сломалась, если бы отец сотворил с ней подобное. – Но, может быть, с этим справится волк? – стоя на выходе из смрадного помещения, Маргулис улыбнулась и тут же вышла, закрыв дверь.
Громкий хлопок вывел искалеченное принудительными галлюцинациями сознание из опасного состояния. Мрак угрожал подавить остатки человечности, укутывая разум в псевдо-безопасную пелену. Нельзя было верить лживым полушепотам, скрывающимся за завесой тьмы. Очнувшись от трехчасового путешествия во времени, женщина снова ощутила крепкую хватку и стакан воды у побледневших, искусанных в кровь губ. Отметив про себя, что при первом движении с нее упал плед, Перри привстала на локтях и выдохнула. На этот раз понадобилось больше времени, чтобы прийти в себя и смириться с неприглядной действительностью. В дверь перестали тарабанить, а комната приобрела мрачные серые тона. Опускались сумерки. Улицы тонули в безысходности и обреченности, навеянной покровом ночи. Французские романтики воспевали это время суток и тосковали по заходу солнца. Они просто не жили в Республике. Их мнение сильно поменялось, если бы они понаблюдали за разлагающимся обществом, дрожащим от страха при наступлении темноты. Потому что в ней скрываются настоящие демоны. Аномия процветала. ***
– Майкл, неужели это ты? – взглянув на телохранителя, вдова неожиданно положила холодную руку на его пылающую щеку. – Ты жив? – дурманящее облако рассеялось и рука была мгновенно отдернута. – Ты не тот Майкл.
– Виктория! Сейчас же открой эту блядскую дверь, иначе мои люди ее выломают! – убивающий все хорошие начинания голос донесся через массивную деревянную дверь. – Что ты натворила?