– Возможно, ты не знаешь, но я хоронила множество вестников, – она не назвала их друзьями. Большинство просто оставались для нее безымянными глупцами, решившими попробовать что-то нестандартное. – И каждый раз сюда приходила свора псов. Наш символ. Они будто бы ждали этого момента. Чтобы проводить в последний путь. – наблюдая за тем, как излишне роскошный гроб медленно заносят в семейный склеп и погружают в специальную выемку, Перри закрыла глаза. – Иногда я слышу их вой по ночам. Только мой брат не был чистокровным псом. Это глупо звучит, я знаю.
– Нет, – прошептал Майкл, одетый в строгий черный костюм, гармонирующий с обстановкой. Он держал в спрятанных под перчатками руках зонтик, прикрывая остатки Эдема от разыгравшегося дождя. – Я сам такой же. – их глаза встретились и сказали гораздо больше, чем могли.
Томас множество раз сбивался с пути, но не заслужил такой участи. Над ним издевались в школе. Его насиловал отец. Однако он продолжал бороться до конца. Но так и не сумел понять, кто же он. Не допуская мысли о слезах, Маргулис спиной почувствовала чужое присутствие и повернула голову в сторону небольшой возвышенности, на котором стоял темный пес с короткими лапами и поджатым хвостом. Животное медленно подошло или скорее подползло к могиле, поскуливая от боли в разодранном ухе. Почему-то именно это стало причиной эмоционального срыва. Вдова упала на колени и обняла бродячую собаку за шею, прижимая к себе. Она не плакала. Обещала Тому, что не заплачет на его похоронах.
Было бы глупо.
– Ты сам не знал, кем ты был. Но я знала всегда, – поглаживая грязную, свалившуюся в колтуны шерсть, безутешная Виктория надеялась, что душа брата обретет покой после ее слов. – Ты был моим братом, моим другом. Без тебя я бы не справилась… – так они простояли под дождем пару минут, прежде чем зверь начал извиваться и, высвободившись, отошел на небольшое расстояние. Перед уходом он обернулся, посмотрел на закрывшийся люк с гробом внутри, а затем на Викторию. – Прощай, Том.
– Какого черта? – появившийся из ниоткуда Арман держал наготове пистолет. Он хотел убить пса и покончить с этим бессмысленным символизмом, но рука дрогнула и невольно опустилась. – Я думал… кто-то напал… – закрыв лицо рукой, он простоял в такой позе до самого конца. Епископ прочел молитву, взял причитающиеся деньги и ушел вместе с могильщиками. Все закончилось. – Я отвезу тебя домой или куда захочешь.
– Мне нужно заехать в клуб. Соберу вещи, документы и перееду в квартиру. Я устала.
Всю дорогу обратно они ехали в полнейшей тишине, нарушаемой треском радио с до омерзения радостными мелодиями. Подъехав к зданию клуба, Виктория взглянула на него совершенно по-другому. Мрачное, неприветливое строение больше не дарило надежду потерянным, а скорее отбирало последнее. Пустующие коридоры вызывали отвращение. Таблички со сводом законов навевали тоску. А центральный кабинет с починенной дверью провоцировал тошноту. Никто не встретил ее на входе, лишь инфантильный мальчишка с ресепшна сдержанно кивнул. Огромные зал, бар и нижние этажи пустовали. Единицы эдемовцев бродили по комнатам, иногда заказывая какие-то блюда через поваров. Остальные спрятались по номерам и не испытывали желания выходить. В какой-то момент их настигла коллективная обреченность. Они не могли сбежать как в тот раз, поскольку семья и друзья отказывались принять безумных крамольников, а карантин препятствовал прогулам на свежем воздухе. Как все удачно сложилось. Они стали заложниками собственных страхов.
– Знаешь, мне всегда казалось, что Томас разобьется на мотоцикле. Он так быстро ездил, словно жизнь не имела никакого значения, – хозяйка вымершего клуба пристально изучала черты лица покойного супруга, изображенного на портрете. – Он однажды сказал мне, что…
– Я не хочу это слушать, – оборвал Регент, не поднимая глаз. Он не произнес ни слова с тех пор, как они покинули кладбище. Бессилие разрывало его на части. – Хватит боли. – подойдя ближе, он поддался вперед и коснулся ее продрогшей щеки. – Хватит печали. – Волкер попытался резко прижать ее к себе, но быстрые движения причинили больше боли, чем эмоциональная встряска. – Черт…
– Я думаю, нам не стоит, – убрав с мужского, покрывшегося линиями морщин лба длинную прядь отросших волос, женщина вымученно улыбнулась. – Езжай домой.
– Ты хочешь остаться одна? – получив в ответ утвердительный кивок, Мануэль вздохнул и сжал трость. – Хорошо. Я позвоню тебе завтра. Пожалуйста, не задерживайся здесь. Ты должна отдыхать. – в последний момент он потянулся к ее губам и вовлек в слабый поцелуй. – С тобой кто-то должен остаться.
– Майкл будет за дверью, – не желая спорить, Арман устало вздохнул. – Возьми это. Она твоя. – достав из сумки зажигалку со следами засохшей крови по краям, она вложила ее в мужскую руку и улыбнулась. – Мой подарок тебе. – Волкер принял дар, задумчиво пожевал губу, повернулся и вышел.
Чуждая забота, проявленная им ранее, вызвала мурашки по всему напряженному телу. К черту всю эту дешевую показуху. Выудив из стенного шкафа средних размеров колонку, подаренную добродушным знакомым-меломаном два года назад в честь юбилея, Виктория некоторое время провозилась с инструкциями, пока не поняла примитивный принцип работы. Оставив устройство заряжаться, она выкурила две сигареты, лениво пробежалась глазами по стихотворениям из книг на полках и перечитала сообщения на телефоне. Ничего интересного. Ненужное сочувствие или попытка договориться о встрече. Отключив телефон, она швырнула его на диван и пошла вместе с колонкой на третий этаж, дабы оттуда попасть на крышу. Хорошо, что ночью она сходила в душ и смыла остатки наркотического бреда, потому что обстановка кабинета напоминала о грязи и смраде, проникнувшим в ее душу. Странно, что никто не потрудился убрать рассыпанный белый порошок.
– Оставайся снаружи, Майкл, – предусмотрительно возведя между ними стену, Маргулис отдала приказ характерным тоном и захлопнула специальную дверь, ведущую на крышу. Конечно, сюда можно было попасть на лифте, но для этого необходима личная ключ-карта. – Ну же, Томас. Покажись. Ты где-то здесь, я знаю.
Выкрутив колонку на полную мощность, она подсоединила ее к другому телефону без карточки. Лишь бы имелся доступ к Интернету и различным музыкальным композициям, а остальное пусть горит в Аду вместе с ее родственниками. Достав запас из четырех пачек, Перри стала методично их выкуривать. Одну за другой. Вторую за третьей. Без перерыва. Без колебаний. В конце концов у нее предсказуемо закружилась голова. Устройство исторгало высокие частоты, напоминающие одну из знаменитых песен любимой группы Radiohead. Идеально дополняет царящий фатализм и атмосферу нестерпимой, пронзительной боли. Забравшись на уступок, вдова взглянула вниз с чувством непередаваемой эйфории. Она ждала, пока бездна заглянет в нее, но увидела только расплывчатые объекты с высоты птичьего полета. На каком-то моменте песня достигла пика по звучанию. Воспоминание, окрасившееся в черно-белый цвет, услужливо проецировало картинку, в которой главный герой просто взял, повернулся спиной к равнодушной пропасти и перестал себя контролировать. Суть клипа заключалось не в этом, но идея уже мощно вплелась в затуманенное сигаретным дымом сознание.
Проследив за падением потушенного окурка, Маргулис залезла на каменный парапет, ничем не огражденный, и расставила руки в разные стороны. Можно положить конец этим страданиям. И не беспокоиться о будущем. Ее ничто не держало в этом славном мире, окончательно убившим все светлое в изрубцованной душе. Когда она упоминала психопатов, то невольно причисляла к этой сомнительной категории себя. Ведь Город поглотил ее давным-давно. И не желал отпускать на волю. Личные амбиции срослись с железной клеткой, создавая иллюзию величия. Ее одарили вечной жизнь, поганым бессмертием, но взамен отобрали самое ценное – свободу выбора.
Вот теперь она отыграется сполна.