Вдова не оценила попытку священника приравнять ее незаменимые услуги к катастрофическим последствиям истории. Ею двигало исключительно желание покончить с попытками делить один народ на своих и чужих. Много неправомерных действий ежедневно совершалось в отношении жителей Востока, по факту – граждан Республики на оккупированных территориях. Им могли не выплачивать пенсии, не предоставлять льготы, не поставлять воду или отнимать право голоса на выборах. Впрочем, последнего систематически лишали каждого человека в Республике. Вскоре отечественным СМИ приказали использовать нарративы враг государства или предатели по отношению к живущим на Востоке. Ведь они позволили религиозной секте и нелегальным бандформированиям себя захватить, а затем и вовсе к ним присоединились. Поэтому благотворительная акция “помоги Предвестникам Апокалипсиса сегодня, стань врагов государства – завтра” должна рассматриваться потомками сугубо как прогрессивно-гуманистическая.
На уровне подсознания Маргулис поняла, что оскорбила монаха.
– Не принимайте это на свой счет. У нас с Вами разные понимания добра и зла, – снова переходя на убивающую своей холодностью вежливость, женщина запрокинула голову и сделала затяжку. – Это больная тема. В Столице мне постоянно говорили, что война – неотъемлемая часть меня и вестники смерти тому доказательства. Но они забывают, что все эти наименования родились из-за банального спроса. Невозможно выжить в Городе, где каждый безбожник считает себя вершиной пищевой цепочки. При этом пытаясь усиленно доказать это нелепыми теориями о том, что весь мир точно такой же. Низменный, грязный и ничтожный. Утонувший в пороках и разложениях. Их не заботит ни красота, ни любовь. Ничего. Они понимают лишь язык силы.
– Бороться иногда нужно и за красоту, – подойдя ближе, возвышающийся над ней Джозеф едва удерживался от ласковой улыбки одними глазами. – За любовь чаще. Низменное чувство, как вы называете его в Городе, да? Слабость? – удивившись глубокому пониманию психологии страны, в которой мужчина не жил больше четверти века, Виктория отвернулась. А он улыбнулся по-настоящему, словно проникнув в ее мысли. – Перестаньте. Я родился в Столице. Вряд ли что-то изменилось. И не питайте иллюзий, что Вы чем-то отличаетесь от простых смертных. Все за что-то сражаются. Для этого создавалось любое оружие. Осязаемое или бесплотное.
– Все сражаются, но не все убивают людей.
– Грехопадение Каина, – пожав плечами, с толикой цинизма парировал Отец Джо. – Но помните одну вещь: Господь не наказал Каина по заслугам, как того требовало справедливое воздаяние. Лишь заклеймил его буквой собственного имени и запретил кому-либо убивать его. Хотя нас всю жизнь учили другому: не твори зло, ибо будешь наказан. Почему тогда Каин, бросивший вызов Творцу и в довольно ироничной манере ответивший, что не сторож брату своему, остался в живых и получил право неприкосновенности? Не потому ли, что отличался от своего безвольного отца Адама? Если действительно их связывало какое-то родство. Задумайтесь. Он – первый убийца и революционер, отказавшийся подчиняться навязанным правилам божества.
– И это оправдывает убийство невинного человека? Родного брата?
Осторожнее. Тонкий лед. Ты ведь убила своего отца.
– Мы не знаем всей истории, лишь вырванные из контекста записи, преподносящие нам Авеля как жертву обстоятельств. Но почему именно скотовод Авель так приглянулся Творцу? Чем овцы лучше даров земли честного земледельца? Может, Отец Небесный хотел испытать Каина? Иначе зачем наградил его меткой? – замолчав ненадолго, пастор достал сигареты и затянулся. – Может, я знаю ответ? Потому что Каин проявил стойкость характера, отказавшись принимать презрение Бога как должное. Вступив в открытое противостояние с имманентной сущностью, он дал сигнал всем высшим силам, что смертные никогда не будут добровольно идти на заклание. И что месть в нашей крови.
– Значит, Каин станет национальным героем в твоем маленьком государстве?
– Нет, я ведь сражаюсь за красоту, ты забыла? – усмехнувшись, Пророк выкинул сигарету в поле и развернулся к собеседнице, проводя ладонью по ее щеке. – Мы оба. В этом и заключается смысл жизни.
– Я стала чаще уставать, – накрыв чужую руку собственной, Виктория швырнула сигарету в траву и прикрыла глаза. – Наверное, возраст сказывается.
– Нет. Ты просто воюешь до какого-то предела и опускаешь руки. А воевать нужно всегда.
Отведя глаза в сторону, женщина рассчитывала покончить с близким контактом, оставляющим кровавые рубцы правды. Но вместо этого Джозеф наклонился и вовлек ее в долгий поцелуй. Не сдержавшись, Виктория ответила и запустила пальцы в темные волосы на затылке. Первым отстранился пастор, вызывая недовольный протест.
– Я живу, а точнее – провожу время за молитвами в церкви мормонов. Рядом есть отель, где ты могла бы…
– Нет, – подражая категоричности, с которой Предвестник отвечал на просьбы или обрывал всю беседу, Маргулис с удовольствием отметила удивление в бесцветных глазах. – Думаю, в церкви хватит места для двоих.
Изначально он собирался восстать против такого властного тона, но лишь улыбнулся, признавая поражение. Через двадцать минут они уже выезжали с кладбища пустых домов в направлении захваченного городка. Майкл, считающий долгое отсутствие работодательницы проблемой, уже заподозрил заговор и был готов атаковать так называемого попутчика, но терпеливо ждал. Надо было наградить его за терпение. Понимая это, Перри намекнула на поход в бар или любое иное место сомнительного характера, однако телохранитель помотал головой и отвернулся к окну. В искаженном восприятии реальности он уже давно лежал на крыше одного из домов, наблюдая за бесшумным ночным небом, усеянном миллиардами звезд, пока сознание не терялось в этом импровизированном мраке. Оставив попытки достучаться до отключившегося эдемовца, Перри решила воспользоваться предложением союзника и переместить в отель самого Майкла. Пусть отдохнет после длительных прогулок и переездов без сна.
На улице смеркалось. Неосвещенный городишко утонул в ночи. Плафоны фонарей разбились, а запертые окна не пропускали спасительного света. Все вокруг умерло. Никаких признаков жизни и человеческой цивилизации. Решив по дороге все проблемы, Рокуэлл отдал распоряжения своим людям и попросил проводить отстраненного телохранителя в номер. Он не стал сопротивляться, часто устанавливая зрительный контакт со знаменитым Мессией, словно пытаясь извлечь какие-то потаенные намерения. Джозеф не в первый раз сталкивался с проявлением интереса к своей персоне – для этого его в конце концов наняли – и выдержал все испытания с достоинством.
– У твоего полумертвого взгляда появился достойный противник, да? – поглумилась Королева в привычной несдержанной манере. Необъяснимое желание вывести его на эмоции пересилило всю неловкость первых свиданий. – Я ставлю на Майкла.
– Что же, надеюсь, я гораздо лучше в других вещах, – изначально не вкладывая никакой двусмысленности в данное предложение, Отец невольно облизнулся и зажег свет в маленьком помещении, все еще уставленном деревянными скамейками. – Отсюда налево. Моя келья.
– Здесь ты лежал во время болезни? – вздрогнув, священнослужитель вспомнил о невыносимых мучениях и жутких галлюцинациях. Неизвестно, что усугубило ситуацию – смеси Гуру или вирус. – Слишком аскетично для тебя. – задержав взгляд на висящий над матрасом картине, женщина закусила губу и прищурилась. От полотна исходила необычная энергетика. – Это Гойя?
– Репродукция. Хотя мы находили в домах мэров и губернаторов утерянные подлинники русской живописи и даже итальянской. У некоторых представителей региональных элит все же есть вкус, – поравнявшись с вдовой, Рокуэлл привычным жестом заложил руки за спину и сжал опутавшее запястье распятие. – Переживал болезнь я не здесь, но, уверяю, чувствовал себя так же, как сын Сатурна. Нравится?
– Она изображает безысходность и ее принятие. Как ты говорил в машине – учишься привыкать к боли. Можно проецировать бесконечно. Но тонкая грань скорби и наслаждения здесь переплетаются, – наклонив голову вбок, пастор снял картину со стены и без лишней торжественности передал в машинально протянутые женские руки.