В конце концов они первыми сдались на милость очевидного победителя-завоевателя, первыми открыли ворота так называемым вражеским войскам и первыми принесли присягу новому королю. Всякое сопротивление было сломлено при помощи силы. Вооруженное столкновение между сторонниками двух противоборствующих кланов переросло в кровавое побоище. Точное число погибших неизвестно, поскольку именно в тот момент по всем каналам пустили документальный фильм о белых лебедях.
Презабавно.
Революция белых потрясла всех.** Кто бы мог подумать, что в таком закоренелом тоталитарном обществе могли произойти настолько мощные изменения? Абсолютный черный лебедь.*** Настолько же непредсказуемый, насколько и грациозный. Отсюда и пошла такая любовь к этой птице, позднее ставшей символом восстания. Жаль, что красивое зрелище закончилось так быстро. Всего три часа ушлое на очищение громадного помещения от скверны, от пережитков прошлого режима. Как бы там ни было, но протестующие, вломившиеся в главный кабинет, не обнаружили в нем диктатора. Увы, ему не удалось сбежать. Впоследствии одну из частей его тела – а именно голову, предъявили в качестве доказательства гибели ненавистного деспота.
Через несколько часов после захвата власти и объявления досрочных выборов с прогнозируемым исходом, одна из центральных фигур разыгравшейся трагедии, прихрамывая, шла в направлении отдаленного Городского квартала. Уродливые дома с натяжкой можно было назвать архитектурой, особенно теперь, когда больше половины строений сгорели. Поднимавшиеся в небо черные клубы дыма возвещали о стремительной гибели бедного района. Остановившись посреди опустевшей проезжей части, Волкер стал прислушиваться: мимо пронеслась машина революционеров, сплошь увешанная белыми тряпками, а ее пассажиры пару раз выстрелили в воздух.
Апокалипсис сегодня, не иначе.
Опустив изорванную сумку на землю, Мануэль осторожно приподнял край рубашки, где уже алело красное пятно. Его ранили ножом в брюшную полость, в одной из потасовок. Какая самозабвенная ирония – двойной агент со стажем не смог увернуться от лезвия полупьяного отребья. Весь его вид и так намекал на долговременное нахождение в Аду: волосы, слипшиеся от крови и пота, гематомы по всему телу, кровоточащие порезы на лице и опухшая нога, на которую невозможно ступить. Ему бы отлеживаться в лазарете для раненных героев, но времени чересчур мало.
Достав последнюю самокрутку, Арман с трудом закинул сумку на плечо и пошел дальше. Бродяга высокогорных равнин. До места назначения оставалось совсем немного. Перемахнув через ограду, чтобы сократить путь, юноша едва не доломал поврежденную конечность. Осталось свернуть себе шею и довершить блистательную политическую карьеру. Хорошо, что здоровый сарказм еще при нем, не то последствия могли бы быть ужасно скучными. Веселая беззаботность, с какой он рассматривал свои раны, позволяла усомниться в трезвости рассудка. Возможно, будущий Кардинал ударился головой и потерял связь с раздражающей реальностью.
Оказавшись перед до боли знакомой парадной, больше напоминающей хлев, революционер тяжко вздохнул. Дом, милый дом. Здесь он переживал самые мрачные периоды своей излишне долговечной жизни. Ничего, в сущности, не изменилось. Ни стены, покрывшиеся копотью и жиром, ни парадные двери с многочисленными трещинами, ни отвратительные запахи. В самой квартире дела обстояли еще хуже: ободранные обои, кусками висящие на камышовых перекрытиях, одинокие предметы интерьера в виде поваленных картин и валяющейся посуды.
– Ты опоздал, – грубоватый голос, донесшийся из неосвещенного пространства, резанул по уху. – Я оставил ее там, на диване.
Фыркнув, полуобнаженный мужчина в потертых шортах указал рукой, сжимающей бутылку, в отдаленный угол квартиры. Арман не поверил в услышанное – это ложь. Это ошибка. Ринувшись в гостиную, мальчишка застыл в дверном проеме. Нет… Тело, накрытое дырявой простыней, не подавало признаков жизни. Опустившись на колени, Волкер слегка оттянул ткань, чтобы разглядеть иссушенное болезнью лицо.
– Ей стало плохо – начала блевать кровью, а потом упала на пол, – взлохматив непослушные волосы, непрошеный свидетель личной трагедии Регента прокашлялся. – Я хотел вызвать скорую, но ты же сам знаешь обстановку. Из-за проблем со связью я не смог никуда дозвониться. Впрочем, ей бы уже ничего не помогло. Мне жаль. – поставив опустошенную бутылку на пол, Волкер-старший опустился в помятое кресло. – По телевизору крутят одно и тоже. Не в курсе, что там произошло?
– Она что-то говорила? Что-нибудь?
– Хотела тебя видеть, но ты был занят. Впрочем, как и всегда, – запустив руку в разросшуюся бороду, отец безуспешно пытался переключить канал. Но везде он наталкивался на плавающего в пруду лебедя.
Белого, как ангел смерти.
Дрожавший Мануэль поднес руку покойницы к собственным губам, после чего поднялся с грязного ковра и резко пнул сумку. В результате такого маневра все деньги, находившиеся внутри, вылетели наружу и рассыпались по полу. Деньги на лечение больной матери. Они больше не понадобятся. Мужчина, безразлично уставившийся в экран, никак не отреагировал на поведение сына. Он даже не шелохнулся, когда тот покинул комнату. Пошатываясь, Кардинал ощупью добрался до выхода. В глазах темнело. Едва не свалившись с лестничной клетки, он нашел в себе силы спуститься. Нервы сдали на пороге, стоило ему почувствовать свежий воздух, наполненный запахом горелой древесины.
Состояние Армана было близко к полуобморочному. Рухнув на колени, он уперся ладонями в песок и пропустил его сквозь пальцы. Где-то на фоне останков сгоревшего дома разыгрался салют. В честь победы великого Кассиуса Маунтана, спасителя угнетенных и освободителя заблудших. Где бы он был, если бы не преданность эгоистичного двадцатитрёхлетнего идиота? Выплюнув сгусток крови, неудавшийся мятежник поднял затуманившийся взгляд на стоявшее в зените солнце. Глянь, на горизонте рассветает у нас даже солнце под ногами.
Республика, наши дни.
Прозвучавший выстрел был настолько неожиданным, что заставил вздрогнуть и отшатнуться. Перед глазами пронеслась вся увлекательная жизнь, грозившая прерваться в любое мгновение. Но ничего не произошло – только перепуганное стадо рвануло в противоположном направлении, включая невредимого самца. Какой дешевый, но действенный трюк. Это предупреждение. Выпрямившись и оглядевшись, Волкер облизал пересохшие губы. Бешеный стук сердца отдавал в ушах, но нельзя показывать страх. Эти твари похуже эдемовских – там от плахи его могла спасти хотя бы Виктория.
– Наверное, ствол погнулся, – со скучающим видом заметил Магистр, поднимаясь с земли и отдавая близко стоящему подчиненному панаму. Таким образом он мог рассмотреть провинившегося слугу с ног до головы. – О, не смотри так строго. Первый выстрел убьет тебя.
Нахмурившись, Мануэль слегка нагнулся и в упор взглянул на старика, словно приготовившийся к прыжку хищник. Перед ним стоял человек, изменивший ход истории; не просто переставивший все фигуры, а распиливший доску на две части. Для шестидесятилетнего тирана он довольно неплохо выглядел: подтянутый, немного ленивый в движениях, но не лишенный аристократической грации. Его подчеркнуто-снисходительная улыбка, блуждающая в уголках губ, не избавляла собеседника от своеобразного купола покровительственности с толикой дерзкого превосходства. Обходительный, остроумный и подкупно обаятельный – все это выработанная годами методика привлечения новых союзников или невольников. Его можно сравнить со старым банком, неприступным строением, что выдает заманчивые кредиты в обмен на пожизненную задолженность.
– Ты знаешь, в чем основная проблема преданности? – прищурившись, Кассиус сделал шаг вперед. Проницательные маленькие глаза непонятного темно-коричневого оттенка, выделяющиеся из-за своей глубокой посадки и заметных фиолетовых кругов, казалось, проникали в самые сокровенные тайны и вытягивали их наружу вместе с кишками. – Она не вечна.
– Ничто не вечно, – парировал напрягшийся Волкер, следивший за каждым шагом мнимого учителя.
– Разве? А фундаментальные законы диалектики? Неужели ты не читал Аристотеля, которого я тебе подарил?**** Хотя твое громкое заявление достойно любого реакционера, – проведя рукой по затылку, Маунтан подошел еще ближе. – Признаться, я удивлен, что ты до сих пор не покинул Страну. Ведь были все предпосылки, не так ли? – молчание лишь усугубляло положение, но ответить все равно было нечего. – Скажи же мне – неужели в этом Городе тебе больше некого трахать? Почему именно она? – угрожающий огонек в расширенных зрачках поначалу рассмешил Президента, но затем его лицо помрачнело. – Боже мой, Кардинал, только не говорите мне, что это любовь.