– Кто сейчас занимает этот пост?
– На следующий день Мастерс назначил Брэма Гровера.
– Что? Он вернулся? – Кассиус изумленно выгнул бровь, параллельно складывая листы в каком-то одному ему известном порядке. Ситуация усложнялась. – Как отреагировали в ООН?
– Никаких заявлений сделано не было. Официально о Вашем исчезновении не было объявлено. А Мастерс поступил довольно умно, представив идеологию, названную в Вашу честь.
– Что же, если союзники ничего не говорят, значит, мы тоже не станем, – приложив руку к голове, Маунтан вздохнул. Его уже несколько недель мучал один и тот же сон. – Пока что отложим мое выступление. – подойдя к убогому письменному столу, Кассиус снял с подозрительной коробки белое полотенце. Перед ним тут же предстал пластмассовый террариум, засыпанный стружкой. Он смог забрать с собой только одного паука. – Это все, что ты хотел мне сказать, Курт?
– Да, господин Президент, – Симмонс мгновенно поднялся на ноги и выпрямился. Подготовка в военных подразделениях не прошла даром. – Дополнительные указания будут? Мне нужно что-то передать? Или попросить для Вас?
– Не попросить, а потребовать, – исправил Всеотец, не глядя на собеседника. Тот лишь кивнул в знак согласия с более правильным термином и заложил руки за спину. – Не нужно. Ты свободен. – склонив голову, Министр покинул и без того тесное помещение, в котором глава державы уже около месяца реабилитировался после случившегося. – Вот мы снова остались вдвоем, Дюнкерк. – взяв питомца в руку, Кассиус разрешил ему исследовать свою широкую ладонь. – Не волнуйся, очень скоро мы отсюда выйдем. Тогда все изменится, – он в последний раз взглянул на записи, лежащие рядом.
– Маунтанизм…
Комментарий к Глубокий сон
* За основу речи Мастерса была взята концепция статьи Владислава Суркова под названием “Долгое государство Путина”, опубликованной в “Независимой газете”.
** Мф. 25:41.
========== Псы для ягнят ==========
Si vis pacem para bellum/хочешь мира - готовься к войне.
Безумные цифры неслись по прямоугольной бегущей строке, растянувшейся на всю стену. Люди, неустанно наблюдавшие за главными мониторами, периодически сновали из угла в угол. Работа кипела. Особенно в пристанище сухих цифр, постепенно трансформирующихся в ценные бумаги. Малейшие колебания вызывали едва заметную панику, резкие скачки сопровождались бурной реакцией в виде криков, а ежеминутная стабильность ценилась агентами куда больше. Царство величайшего людского порока, как скептики окрестили биржу, представляло собой идеальный механизм. Слаженный и систематизированный. Без видимых изъянов. Поглощающий каждого самоуверенного игрока, не сумевшего покорить вершину финансовой пирамиды.
Как и пищевой цепочки.
Здесь действуют только первобытные законы. Выживает сильнейший. Пусть красивая облицовка здания и вводила прохожих в заблуждение, она не играла важной роли. Скорее символизировала собой безупречный гроб для всех находящихся внутри. Рано или поздно любой может заиграться или просчитаться. Тогда его похоронят под завалами акций, утративших свою ценность в ходе глупых манипуляций. Безусловно, все имеют право на ошибку. Но не в подобных местах. Просчеты недопустимы, а мизерный промах будет исчисляться миллионами. Таковы суровые биржевые реалии. Кто-то терпит поражение. Кто-то добивается невиданного успеха. Временного, разумеется. Есть третья категория финансистов – они не теряют и не приобретают. Возможно, их акции пережили пару несущественных скачков, но к моменту закрытия биржи все нормализовалось.
Потерь в любом случае не избежать. Главная задача – их минимизировать. Остаться при этом на плаву. И попытаться побить рынок. Сегодня, к сожалению, эта задача покажется невыполнимой для большинства присутствующих. Кроме одного заядлого игрока, обособленно стоявшего возле заставленного экранами стенда. Ему не нужна группа поддержки, с блеском в глазах взирающая на лидера и усиленно сжимающая кулачки во имя очередного повышения – ему вполне хватало одного себя. Не нужны громогласные слоганы, скрывающие внутреннюю неуверенность в своих силах – общая расслабленность в позе свидетельствовала об этом, как и немой вызов в зеленых глазах. Облокотившись на столешницу, усеянную бумагами и проводами, мужчина скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся от главных экранов.
Акции ведущих американских технологических компаний продолжали уверенно доводить всех до нервного срыва своим падением. Все неискушенные игроки балансировали над экономической пропастью под страшным наименованием – убыток. Рискнуть всем и потерпеть сокрушительное поражение. Стать жертвой беспощадного биржевого монстра и оказаться в числе тех, кого он так быстро поглотил. Незавидная судьба, постигающая всех без различия – незаурядных тружеников и талантливых гордецов, скромных гениев и напыщенных смельчаков. Биржа всегда была чем-то вроде театра с объемной сценой для драматических выступлений. Она отсеивала ненужные элементы и без того тесного финансового пространства. Лишь один актер никак не мог освоиться с навязанной обществом ролью потенциальной жертвы изменчивой фортуны.
И он все еще предавался созерцанию хаотичных цифр посреди всеобщей суматохи. Сколько же иррациональных страхов в них гнездится, раз весьма предсказуемое падение котировок акций превратило биржу в гражданскую панихиду по рынку. Взволнованные клиенты обрывали почти все телефонные линии, раздувая пузырь тотальной паники. Так обваливаются не только мечты на безоблачную старость вкладчика, но и фондовые рынки. Если что-то случится с Доу-Джонсом, то до закрытия сессии ни одного жизнеспособного конкурента в помещении не останется. Этот причудливый американский фатализм часто становился предметом для шуток в компании таких же лютых борцов, каковым являлся игрок в конце зала. Он не менял позу уже полчаса.
Верил, что это принесет удачу? Абсурд. Просто хотелось поскорее со всем покончить, но акции упорно держались на непозволительно высокой отметке. Следовало что-то предпринять. К нему уже несколько раз подходили люди из ближайшего окружения и многозначительно кивали. Он ничем не мог их порадовать. Пока что. Оставалось только ждать. В этом ему не было равных. И в игре на понижение тоже. Сколько лет он покорял биржу, проникая в ее деструктивную логику и подчиняя себе? Как давно являлся персоной нон-грата в обществе незадачливых игроков, что шли на дно вместе с остатками своей спеси? Тяжело вывести математически правильное число. Однако чего они ожидали от человека, решившего самостоятельно предать себя анафеме во имя другого, более надежного бога – денег? Они символизировали не просто двигатель прогресса, а целостность бытия, центр согласованности с самим собой, триумф высокоразвитой личности.
Отвлекшись на долю секунды – непозволительную долю – мужчина перевел взгляд на экран, где уже замелькали обновленные котировки. В голове всех собравшихся одновременно прозвучал какой-то сигнал, запустивший обратный отсчет. Весь биржевой мир, построенный на чистейших цифрах, засасывал в пучину вечного денежного потока. В своеобразную игру с несправедливыми начальными ставками. Но такова человеческая природа – риски давно известны и просчитаны. Осталось ответить на важный для себя вопрос: принять ли правила игры, заведомо зная, что нет никаких шансов попасть хотя бы в тысячу лучших? Обзавестись малейшим пониманием самого института биржи? Так называемой четвертой ветви власти. Нужно найти не просто правильный подход – хотя такового не существует априори – а тот самый подход, который позволит править финансовым миром. Поэтому его и прозвали пастырем материального мира. Осталось возвести в ранг Денежного Императора, родоначальника Акционной династии.
– Неужели ты действительно никогда не нервничаешь? – поинтересовался один из акционеров, сопровождающий признанного короля биржи на все сессии. Иногда он приносил им обоим кофе и новости с дальних экранов.
– А это поможет? – неотрывно мониторя сводку, собеседник весело ухмылялся. Без тени намека на самоуверенность. Отсутствующая щетина не прикрывала заметных ямочек, растягивающихся во всю длину вместе с губами. Это создавало эффект вечной усмешки. – Скоро мы отсюда уедем. Луизиана обещает быть более приветливой, чем Нью-Йорк.