– Вы не возражаете, если я закурю? Что Бог говорит о сигаретах? – насмешка или попытка завести в лице жертвы американо-европейских интриг доброго товарища? Рокуэлл не стал углубляться в бессмысленные размышления.
– Если верить слову Божьему, то плоть курящего подвергнется гниению, после чего утратит он связь с Отцом нашим, – подперев голову рукой, фанатик с интересом глядел в округлившиеся глаза сидящего напротив журналиста. – Но мне, безусловно, все равно. Чувствуйте себя как дома и наслаждайтесь.
Не до конца оправившись от шока, мужчина сглотнул и отложил пачку подальше. Неужели спесь можно содрать огромными слоями, если упомянуть священное имя Творца? Заинтригованный сектант оперся руками на стол и слегка подался вперед. Занятно. Каков на вкус страх очередного западного прихвостня? За какие заслуги именно его отправили на отшиб Вселенной, в Господом проклятые земли, чтобы поболтать о жизни с главным рецидивистом страны?
– Благодарю, но мне всегда казалось, что Вы должны разделять Божьи заветы.
Без заветных сигарет гость чувствовал себя неуверенно: постоянно оглядывался, оттягивал ворот рубашки и щелкал ручкой намного чаще. Тяжело было найти более подходящую иллюстрацию всей прозападной системы ценностей. Готовые распылять их везде и всюду, они моментально теряли авторитет при малейших колебаниях маятника личного комфорта. Обструкция выбивала у них почву из-под псевдолиберальных флагов.
– Никто никому ничего не должен. В особенности я, – не обращая внимания на замешательство собеседника, Отец Джо схватил лежавшую невдалеке пачку вместе с зажигалкой. Наконец-то. – Я не верю в Бога.
Что это мелькнуло в чужих глазах? Изумление? Отчаяние? Точно такие же чувства переполняли Западную коалицию нового образца, когда она узнала о возникновении Восточного аналога. Вот только возглавил ее один из опаснейших геополитических оппонентов – Российская Федерация. Тогда весь некогда многополярный мир вздрогнул, предчувствуя скольжение прямо на дно всей истории прогрессивного человечества. Кто бы мог подумать, что на горизонте за такой короткий промежуток времени появится настолько мощный противник, сгрудивший вокруг себя почти все обиженные страны третьего мира. Несмотря на то, что два новообразованных лагеря отстаивали разные принципы, цель была одна – мировое господство. И государство Республика так некстати оказалась в центре событий. Главная фигура великой шахматной доски.
– Прошу прощения… Боюсь, я не очень хорошо Вас понял… Вы говорите, что… не веруете?
Лидер Предвестников опустил голову, попутно пересчитывая бусинки на кресте. Единственный священный атрибут, который остался при нем. Броская черная сутана и умышленно потрепанное Писание остались в руках ревностных прихожан. Незачем таскать с собой такие ценные вещи на интервью без камер. После недавнего одиозного репортажа, вызвавшего негодование в кругах всевозможных политикумов, от видеосъемок предпочли отказаться. Негоже безумному изуверу открыто угрожать власть держащему.
Ставить под сомнение статус небожителя – плохой тренд.
– Вы все правильно расслышали. И я не то чтобы не верую, я презираю любое проявление религии. Во всех ее формах, – долгожданная затяжка – воистину, прямое доказательство существование Бога, – привела к настоящему фурору. Апатичная легочная вечеринка внезапно поддалась ритму отравленной музыки. – Не надо на меня так смотреть. Вы сами подумайте: на протяжении очень длительного промежутка времени люди пребывают в массовом заблуждении, что где-то там, на недосягаемых просторах, существует некто или нечто, что решит все их проблемы. Вы представьте: целое миллиардное скопление истинно верующих эгоцентриков, чье самосознание настолько сильно зажато в тисках разрастающегося самолюбия, что им кажется, будто весь гребаный свет клином сошелся на решении их вопросов. Что их должны выслушивать, успокаивать, потчевать обещаниями стабильности и умиротворения. Хотя на самом-то деле, это иллюзия, пустота. И все мы – ничто. Бесформенная масса на задворках умирающей вечности, – маленькая комната наполнилась удушливым никотиновым дымом. Как же приятно пропускать его сквозь все дыхательные пути. Спустя столько лет. – Вы записываете?
– Признаться, Вы меня немного смутили, – дрожащими губами промямлил корреспондент, явно неподготовленный к таким экстравагантным изречениям. – И часто Вас посещают такие мысли?
– После бойни в Афганистане – довольно часто, – поднеся сигарету ко рту, Рокуэлл решил, ради забавы, заняться самобичеванием и отвел руку в сторону. Сколько он продержится? Интересно. – Когда я рассказываю своей пастве о нестерпимых адовых муках, я точно знаю, о чем говорю. Сказки об общем благе и всепрощении – сплошная чушь, которую Вы от меня никогда не услышите. Ибо в них нет нужды. По крайней мере, для моих прихожан.
– Что вы подразумеваете под словом “сказки”? – собравшись с мыслями, журналист прокашлялся и перешел на более деловой тон.
– Все, во что вы так яростно веровали вопреки законам логики и здравого смысла, – не выдержав и минуты, Джозеф снова потянулся к дымившейся сигарете. – Будучи рядовым солдатом, я не единожды присутствовал на этих религиозных собраниях. Юность и боязнь пойти против правил вынуждали меня быть там, – невольно погрузившись в воспоминания о прошлом, священник зациклился на одной точке – маленькой трещинке на стене, медленно ползущей вверх. – Знаете, что я там встречал? Фанатичную преданность. Яростные вопли одобрения. Склонность жить фантазиями. Но на деле в их телах прятались… монстры. Настоящие твари. Без эмоциональных привязанностей и каких-либо благопристойных рамок. Они стали теми, кого боялись в собственных же кошмарах. Религия не сдержала их первобытные инстинкты, пробудившиеся на войне. Так какой в ней смысл?
– Если она не сдержала Ваших боевых товарищей, то это не значит, что все остальные люди точно такие же. Подумайте сами: весь мир уже давно погрузился бы в хаос, если бы не успокаивающее влияние религии. Вас же окунули в атмосферу, непригодную для человеческого существования. Вот и результат. Поэтому наше правительство категорически против любого…
– Значит, единственное, что останавливает Вас от совершения греха – благоприятная атмосфера и ожидание Божественной награды в конце пути? – замешкавшись, репортер не сразу осознал, что попал в умело расставленные сети. – Таких людей я встречаю чаще, чем хотелось бы. Считаю их кусками никчемного дерьма, – потушив остаток сигарету о деревянную столешницу, Рокуэлл аккуратно отложил окурок и поднялся на ноги. Заложив руки за спину, он подошел ближе к окну. – По крайней мере, я не лицемерю. Не внушаю людям, что они – богоподобные создания, дабы сподобить их на убийства. Можно убивать и без воодушевляющих лживых напутствий.
– Не для записи, – вовремя спохватившись, несчастная жертва чужих откровений отключила все записывающие средства и отложила ручку. – Несколько месяцев назад Вы организовали теракт на ипподроме Республики.
– Между прочим, на деньги Вашего правительства. Которое категорически против любого… чего именно? – не оборачиваясь, пастырь наблюдал за буйством стихии. Весенняя пора настала. Даже она посетила мертвую пустошь. – У меня в Республике есть одно незавершенное дело. И страны Альянса приближают его к завершению. Вот истинная причина, по которой мы сотрудничаем. До всего прочего мне дела нет. Как и до высокой политики. Есть цель, и я к ней иду.
– И в чем она заключается? – вернувшись в профессиональное русло, журналист вновь включил диктофон и любезно подвинул к краю стола полупустую пачку. – Ну же, святой отец, наставьте и меня на путь истинный.
– Вы, как и большинство среднестатистических смертных, не представляете из себя ничего. У Вас ничего и нет, кроме стандартного набора общечеловеческих потребностей вкупе с верованиями в обещания чудесного завтрашнего дня. Вам кажется, что вот оно, то недосягаемое вечное. Стоит Вам протянуть руку и эта доселе неизведанная субстанция останется в Вашей ладони. И неважно, что это будет – власть, деньги, женщины, или нечто более возвышенное. Как Вы себя убедите. И не нужно так смотреть, Вам уж точно не привыкать убеждать себя в чем-либо. Мы ведь делаем это каждый день, – стоя к слушателю вполоборота, фанатик неустанно пересчитывал бусинки на четках. Пятьдесят. Число не изменилось. – Убеждаем себя в том, что мы чего-то стоим. Что еще есть смысл просыпаться по утрам, заводить новые знакомства, устраивать личную жизнь. Разве не в этом суть нашего существования, как они любят говорить? А еще в непоколебимой, почти что сверхъестественной уверенности, что завтра все изменится. Все будет по-другому. И мы все себя реализуем, – не устояв перед искушением в виде второй сигареты, Отец Джо, тем не менее, не изменил позы. Все та же хладнокровная непреклонность на фоне печальной неизбежности. – Но Вы упускаете суть. Самое важное заключается в том, что все мы грешны. В этом весь смысл. И весь ужас самой жизни, – задумчиво кивнул пустоте Рокуэлл. Безжизненный взгляд прошелся по скудной обстановке комнаты. – Гнев, гордыня и печаль. Три моих любимых. Но Вы пришли ко мне из-за моей алчности. Так скажите, в чем заключается Ваш грех? – наклонившись, священник испытующе вглядывался в растерянного корреспондента. – Конечно, Вы грешны. Ибо все согрешили. Все лишены славы Божьей. И никто себя не реализует, – замерев на мгновение, Джозеф сделал последнюю затяжку, а затем потушил сигарету об оконную раму. – Так что покайтесь, – странная улыбка блуждала на заросшем мужском лице. Прежде чем покинуть общество смущенного гостя с нелепым диктофоном, лидер секты осенил его крестным знамением и насмешливо добавил: – Аминь, брат мой.