Ублюдки начали рвать Республику на части, напрочь игнорируя ее исторический нейтралитет. Со времен Первой мировой войны, проигранной вместе с зачинщиками, непокорное государство просило прощения у всего мирового сообщества и клятвенно божилось держаться подальше от любых диверсий глобального масштаба. В обмен коалиция победителей пообещала уважать суверенитет проигравшей стороны. И все было замечательно. Большевистский переворот, вылившийся в создание одной из серьезнейших проблем двадцатого века, не затронул хрупких Республиканских границ. Тогда Запад одобрительно кивал, обещая свято блюсти неприкасаемость смиренного соседа. Вторая мировая война отметилась долгими годами оккупационного нацистского режима и огромными потоками эмигрантской рабочей силы. Наличие выхода к Балтийскому морю поставило страну в один ряд с важными стратегическими объектами, к которым свозили военнопленных, насильно выдавая лопаты с кирками.
К счастью, освобождение началось за полгода до окончания самой войны, а в качестве спасителей явились Западные подразделения.
– Проводите нашего гостя на базу, – встретившись с двумя вооруженными телохранителями, чьи полуголые тела были сплошь усеяны татуировками с крестами, Джозеф сжал в руке священную пачку сигарет. О его мирских увлечениях не должны знать. Пока что. – Интервью окончено.
Холодная война стала символом настоящего испытания для пострадавшей от действий нацистов Республики. И без того являясь пристанищем для представителей различных национальностей, бежавших от разрушительного шовинизма, страна тонула в экономическом кризисе. Президент не справлялся, регулярно направляя в заграничные министерства запросы о помощи, оформляя их красивым завуалированным дипломатическим языком. С тех пор Республика получила статус одного из самых продвинутых в плане ведения переговоров государств, специализирующихся в области вежливых отказов, извлечения максимальных выгод и прекращения конфликтов между сильными игроками. Умело лавируя на международной арене, среди бесспорных гигантов мира политики, сравнительно молодая страна получала определенные преференции.
– Мой старый религиозный друг! – низкий, хриплый голос, ворвавшийся в скованный мыслями разум фанатика, заставил того обернуться. Он и не заметил, как оказался неподалеку от вышки, почти полностью уничтоженной в ходе недавней военной операции. – Скажи, ты ведь уже достиг возраста Христа?
Гуру редко выбирался из выгребной ямы, которую именовал штаб-квартирой Протекторов. Для него солнечный свет представлялся ключевым врагом, жаждущим атаковать великого генерала. Но сегодняшний день стал исключением из общих шизофренических правил. Расположившись на отлогом холме, среди искорёженных железных остатков, он кромсал мечете небольшой дуб, оставляя на нем заметные рубцы. По всей видимости, безумцы тоже устают от своего фиглярства и берут кратковременные перерывы.
– Очень давно. Теперь предаюсь ностальгическим воспоминаниям, – усиливающийся дождь не стал помехой для употребления третий сигареты. Одолжив у соратника зажигалку, неизвестно для каких целей спрятанную в кармане армейских штанов, Рокуэлл блаженно затянулся. – А ты что здесь делаешь? Разве твои люди не должны захватывать аванпост и продвигаться к границам Стены?
– Кого и куда поведу, я потерян сам… – пригрозив вымышленным врагам лезвием, Гуру стряхнул с влажных кудрей дождевые капли. – Даже Господь отдыхал на седьмой день. Воскресенье или же суббота… не знаю точно… все переплетено… это круговорот природы…
– Но сегодня вторник.
Революционер прервал свое лишенное смысла бормотание, тряхнул головой, точно уставший от зноя пес, и молча встретился с отстраненным взглядом священника. Они представляли занятный тандем. Сгусток силы, противодействующей мировому порядку. Два недобитых войной солдата, переживающих посттравматический кризис по-своему.
– Поведай же мне, любезный Эрра, помнишь ли ты хоть что-то из той жизни? – запустив пальцы в густую бороду, окаймляющую весь массивный подбородок и нижнюю часть щек, Гуру впервые дерзнул нарушить негласно установленные рамки и задать личный вопрос. – Или Господь умер для тебя гораздо раньше? *
– Откуда такая заинтересованность моими догматами?
– Совпадений ноль… я так, представил… просчитал вероятности… провел параллели… несколько лет назад ты бесследно исчез. Залег на дно, как они передавали по радио… отсиживался в своем городишке, как утверждало твое радио… но ведь его полностью стерли с лица земли… не так ли? А потом ты… возродился. Так… внезапно. С большим количеством сторонников и экипировкой… профессиональной военной техникой… Словно тебе кто-то помог… ангел-хранитель в пиджаке… как у тебя самого, – поднявшись на ноги, мужчина вонзил мачете поглубже в дерево и, расправив плечи, стал напротив собеседника. На какую-то эфемерную долю секунды в глазах мутного болотного оттенка мелькнула искорка адекватности. Однако, едва загоревшись, она потухла, уступив место прежнему умопомешательству. – Впрочем, я не понимаю всех своих теорий… но каждый в своем теле одинок, – снова бессвязный поток слов, обращенный вдаль. – А знаешь, у меня возникла… идея! – резко повернувшись, очнувшийся генералиссимус обхватил Рокуэлла за плечи, вынудив уронить сигарету, и приблизил его лицо к своему.
– Какая идея, Лукас? – лидер секты нарочно употребил настоящее имя пресловутого вояки. Пусть не заигрывается и не ворошит осиное гнездо. Попытка приподнять завесу тайны происхождения основателя антиправительственной секты не должна остаться безнаказанной.
– Мне бы очень хотелось… чтобы мы с тобой… разрушили Стену! – в конце концов он наклонился к пасторскому уху и перешел на заговорщический шепот. Никак не отреагировав на произнесенное имя, Лукас продолжал улыбаться. – И мы сможем вернуться домой! О чем всегда и мечтали…
– Большой риск. Нам не позволят…
– Кто не позволит? Ведь Бог давно мертв. Кто нас остановит? – вытащив холодное оружие, солдат вложил его в набедренные ножны. – Я хочу увидеть, как Она горит… Ты же не откажешь старику в последней просьбе? Это мое финальное сражение…
Эта Сторона
Президентский кабинет перетерпел несущественные, но заметные изменения. На месте картин, изображавших умиротворяющие морские пейзажи и сцены королевской охоты, резко возникли работы итальянских мастеров Боттичелли и Караваджо. Не всегда уместных для помещения, чей белый мраморный пол сверкал белизной, а деревянная обшивка на стенах отдавала желтизной. Таким образом помесь различных стилей подтверждала теорию о полном отсутствии вкуса у тех, кто занимает официальные должности и подпадает под влияние аляповатой пошлости. Если во времена Маунтана кабинет представлял собой скромную обитель одного из самых влиятельных людей Восточного полушария, который отдавал предпочтение приемам на дому, то под началом Мастерса ситуация ухудшилась.