– Пусть Том составит тебе компанию, – едва не вскочив с кресла, Маргулис вовремя одумалась и приняла безразличный вид. Замедлив шаг, она подошла к любовнику вплотную и улыбнулась. – На улице небезопасно.
– Ты беспокоишься обо мне? Как трогательно, – выпрямившись, Волкер игриво подмигнул. – Ты же не забыла? Мы с тобой бессмертные твари, – рассмеявшись, Виктория позволила Советнику чуть податься вперед и прошептать: – Мне стоит возвращаться? – в безжизненных глазах все же зажглись искорки озорства. Получив в ответ легкий утвердительный кивок, Арман ухмыльнулся. – Так диван все-таки раскладывается?
– Береги себя, – положив ладонь на мужскую щеку, Перри не сразу ощутила вкус чужих губ. Для них время переставало иметь значение в такие моменты. Оно слишком быстротечно, а их союз нерушим.
Сет умышленно отвернулся к окну, чувствуя резкую боль в глазах. Том, прокашлявшись, обошел пару с противоположной стороны и направился в свою комнату за курткой. Собака намеревалась последовать за ним, но передумала и прилегла возле согревающего камина.
– Раньше мне приходилось остерегаться твоих людей, – Кардинал не переставал блаженствовать в улыбке. – Что же изменилось?
– Политика партии.
Забавно. Точно так же он ответил ей на той пресловутой вечеринке полугодичной давности. Время действительно беспощадно. Поклонившись, Советник круто развернулся и вышел из помещения под громкий треск догорающих в камине бревен. Оставшись наедине с финансистом, Виктория не спешила начинать разговор. Ей нужно было подумать обо всем, включая этот странный союз.
– Я так и не успела спросить, как ты долетел?
– Без приключений, – оторвавшись от бесконечных вычислений, Воннегут часто заморгал, чтобы избавиться от нестерпимого жжения. – Но потом мне посчастливилось встретиться со старым знакомым. Хорошо, что Гровер меня не узнал, иначе вы бы лишились грамотного специалиста, а я бы сидел в тюрьме и придумывал, как связаться с посольством США и попросить о помощи.
– Окунулся в прошлое? Когда мы познакомились, Мастерс тоже пытался потопить тебя вместе с твоей фирмой.
– Старый придурок. Я всегда уважал Маунтана за гуманный налоговый кодекс. Только благодаря моей фирме иностранные корпорации обратили внимание на эту Советскую вотчину. Облигации сразу повысились в цене. Были привлечены многомиллионные инвестиции. И все ради чего? – раздраженный брокер откинулся на спинку кресла и прикусил нижнюю губу. Он редко проявлял эмоции, однако воспоминания о первой неудаче навевали тоску. – Ублюдок Мастерс захотел половину. Не пятнадцать процентов, не двадцать, а половину! Жадная тварь. И вы допустили такое к власти?
– Нашим мнением не особо интересовались, но в тебе сразу чувствуется хваленая американская душа, – поставив перед экономистом наполненный виски стакан, вдова вернулась в свое кресло. – Может, предложишь нам создать новую декларацию о независимости Республики с правом на восстание? – тяжко вздохнув, Воннегут едва притронулся к алкоголю. – Ты уже поплатился за такие мысли однажды. И американское гражданство тогда не особо тебе помогло. **
– Все верно… Мне помогла ты, – перебрасывая стакан из одной руки в другую, Сет игнорировал внешние факторы. На пару секунд он ушел в себя, перебирая в памяти черно-белые кадры своей жизни. Они изобиловали тотальной депрессией и полным отсутствием любой надежды. Гонения, убийства, грязь, голод и слепое поклонение. Поэтому он и сбежал. – За это я прилежно отмывал деньги для твоей общины. Ты не жаловалась. Я не подводил. И все было прекрасно. До тех пор, пока ты не вытащила меня из уютного семейного гнездышка.
– Это не я, Сет, это все Республика, – мрачная тишина повисла в комнате. Нарушаемая слабыми потрескиваниями тлеющих бревен и редким плачем одинокой собаки, лишившейся хозяина из-за бездействия закона, она начинала угнетать. – Знаешь, мне иногда хочется верить в изменения. В то, что мы можем как-то повлиять на ситуацию… сделать мир лучше. Или хотя бы не топить его дальше. Но со временем ты начинаешь понимать, что иначе нельзя. Общеизвестная прописная истина: “либо ты, либо тебя” вдруг становится не просто плодом чьего-то параноидального воображения, а печальной реальностью. И ничего уже изменить нельзя. Все как было, так и осталось…
– Ты не единственная, кого печалит судьба нашего дивного мира.
– Правда? И где же все эти люди?
– В бегах, – флегматично заявил Воннегут, закрывая ноутбук и откидываяcь на спинку кресла. – Все они бегут как можно дальше. Бегут без оглядки. Потом находят безопасное пристанище… и уже ничего не помнят о той жизни. И ничего не могут в ней изменить. Для них это становится сродни сну… о котором они так долго грезили. Сон о жизни, которую они так и не прожили… и никогда не проживут, – сцепив руки в замок на уровне подбородка, финансист неотрывно наблюдал за пламенем, медленно умирающим в недрах камина, но все еще отчаянно борющимся за жизнь. – С тех пор лишь дождь в пустынный зал по лорду слезы льет. ***
Они допили остатки виски, не проронив ни слова. Их пропитанное горестной безысходностью молчание все же прервал вошедший без предупреждения Лоуренс. Послышалось беззвучное рычание, доносившееся из мощной собачьей груди. Реакции не последовало. Извинившись за доставленные неудобства, эдемовец, сопровождаемый неизменным стуком трости, дошел до главного стола и протянул письмо в невзрачном конверте. Не дожидаясь последующих распоряжений, Боунс с трудом опустил свое грузное тело в одно из кресел и выжидательно глядел на хозяйку клуба. Та не стала медлить.
– Помяни Дьявола, – пробежавшись уставшими глазами по четырем коротким строчкам, Перри тут же бросила бумагу в огонь и перемешала угли. – Приведите сюда Курца.
Комментарий к Власть страха
* В шумеро-аккадской мифологии бог мора и войны, как разрушительных стихий. По одному из мифов, Эрра задумал уничтожить людей, забросивших его культ.
** Право на восстание - в политической философии, право граждан любыми средствами, вплоть до вооруженной борьбы, защищать свои права и свободы от узурпаторов.
*** Фраза из песни “Рейны из Кастамере” в эпопеи “Песнь льда и пламени”.
========== Совокупность лжи ==========
“Нечестивый бежит, когда за ним никто не гонится”. Притч 28:1:
До начала эфира оставались считанные минуты. Имелись все шансы выбиться из графика. Тогда генеральный директор теряющего рейтинги канала задастся вопросом о целесообразности всех нынешних передач. Особенно тех, что интенсивно восхваляли прошлую власть. Мало кто мог представить, что когда-нибудь в Республике возникнут понятия прошлая и нынешняя власть. Это из ряда вон выходящее событие пошатнуло не только чиновные кресла и министерский апломб, но и всколыхнуло пропагандистский мир. Кому теперь нужны бумагомаратели-подхалимы или дилетанты-лизоблюды? Создатели абсурдных фейков, откровенные льстецы, лишенные всякой морали морализаторы, оргазмирующие при виде депутата маргиналы и публичные враги любой критики, склонные к самопрезентации – весь этот мусор следует утилизировать, чтобы освободить дорогу такому же, но поновее.
Вот она, долгожданная перезагрузка!
Ответственные за освещение мальчики в страхе столпились возле аппаратуры, нервно дергаясь от каждого пронзительного взгляда продюсера. Он последний раз постучал пальцами по часам и сильнее нахмурился. Приглашенные гости уже давно были рассажены полукругом в удобных кожаных креслах темно-красного цвета. Как и было заведено, их ровно двенадцать человек. По шесть с каждой стороны. Первая группа всегда выступала против чего-нибудь, вне зависимости от события, человека или настоящего мнения. Второй лагерь, соответственно, поддерживал все инициативы, восхваляя их как в последний раз. Возглавляли первую шестерку два депутата; один военный эксперт должен присутствовать в обоих партиях; остальная троица делила между собой роли незаинтересованного политолога, отчаянного скандалиста, совершающего нападки на всех подряд, и экономического деятеля среднего звена, оперирующего скучными терминами.
Они все торжественно принарядились по такому случаю. Забавное наблюдение: чем темнее был костюм, тем больше оффшорных счетов числилось за душой независимого эксперта. Все просто: цель этой передачи – всколыхнуть массы, заставить их внимать каждому глупому постулату, что исходит из экрана. Люди, знающие Конституцию, там совершенно не нужны. Они ведь не делают рейтинги, сливая энергичную беседу до уровня скучной полемики о законности. По этой причине сюжет программы оговаривали заранее. Все продумывалось до мелочей: кто начнет дискуссию, кто закончит, кто станет неистово швыряться стульями и призывать всех присутствующих сейчас же упасть на колени и молиться либеральному (можно заменить любым термином) Богу. Иногда ситуация выходила из-под контроля сценаристов: очередной гость, предвидя закат собственной карьеры, внезапно разражался громкими проклятиями на политический репрессивный режим и всю напрочь сгнившую верхушку.