С Федором Иванычем мне удалось встретиться несколько раз. Слишком мало было времени, слишком короток был отпуск. Человеком он оказался очень интересным, замечательным рассказчиком и главное — настоящим радетелем своей земли. Несколько его рассказов я записал, не стал мудрить с общим названием, так и назвал, как есть: «Из рассказов Федора Иваныча, потомственного алтайского жителя». Вот что из этого получилось:
ВЕЛОСИПЕД «ЧЕТЫРЕ ПОРОСЕНКА»
Вот, послушайте, как я велосипед приобрел. Зашел как-то в универмаг. Вообще-тo, я редко захожу, чего заходить-то, человек я, по нынешним временам не особенно покупательный, а тут меня будто что толкнуло: дай, думаю, зайду. Не успел зайти — вот он, передо мной стоит, красуется, велосипед! Я таких еще не видел. И сразу понял: техника что надо. Обошел я его так и сяк, обнюхал, потрогал, все рассмотрел. Хорош, нечего сказать. Но стоит он уйму денег — две пенсии! Страх и ужас для простого человека! Постоял я около него, потолкался, а чего толкаться-то? Поглядел и будь здоров, дуй дальше со свистом, чтоб фуфайка заворачивалась!
Разозлился на всех, хоть по натуре я не злой, вышел с гордо поднятой головой, приговариваю: «Ничего, брат Федор, бедность — не порок», — сам себя успокаиваю. Но, верите ли, потерял с тех пор покой и сон. Вообще-то я привык пешком ходить, пешкодралом, и на ногу легкий, могу упороть куда угодно, а тут втемяшилось мне в голову: хочу велосипед и все! Уперся как ребенок, все понимаю, а ничего с собой поделать не могу. Хочу и все! Именно тот, какой видел. На сберкнижке у меня были заначены деньги, как раз половина необходимой суммы, но где взять вторую? Пенсию не дают третий месяц и когда дадут, неизвестно. Что делать? Сам я ладно, на подножном корму продержусь, но где взять живые деньги? Пойти на прием к главе районной администрации? Сказать, что я всю жизнь честно трудился, горбатился, рвал жилы, вышел на заслуженный отдых, поэтому не греши, а мои пять сотен целковых — вынь да положь. Чужого не прошу, а свое из глотки вырву!
Никуда я, конечно же, не пошел, что толку, одна глупость и ругань бы получилась, а тут, не поверите, — радость! Двух дней не прошло — дали пенсию! За месяц, но дали! Помчался я, как угорелый, снял с книжки деньжонки — и в универмаг, купил! Хотел даже на радостях бутылочку сообразить, потом думаю: «Нет, брат Федор, хорошую радость лучше всего на чистую голову праздновать».
Качу его домой, душа поет, а люди интересуются: «Что это такое, Федор Иваныч, неужели купил? И сколько же такая игрушка стоит?» Я отвечаю, мне стыдиться нечего, я не крал, не грабил, свои кровные заплатил. А они только диву даются: «Это же какие деньги ты угробил?! Одурел что ли на старости лет? Это ж можно было четырех поросят купить да свиней из них вырастить, потом продать, сразу стал бы богатым». Я им поддакиваю, а сам думаю: «Идите-ка вы со своими поросятами, мои деньги, куда хочу, туда трачу» Так и купил. А люди и прозвали его потом «четыре поросенка».
И ведь, посмотрите, какая умная машина — велосипед. Кто его придумал, тому бы прямо памятник золотой поставить не грех. И сплошная выгода: есть, пить не просит, горючки ему не требуется, значит, и вони нет. А человека любит, уважает мышечную силу. И человеку хорошо — сплошное здоровье. Как-то видел китайцев по телевизору, так они все сплошь на велосипедах ездят. Надвинут кепки на глаза, сядут на велосипеды — и вперед, к социализму. Но китайцы — они всегда хитромудрые были, они дело туго знают.
Ладно, прикатил я его домой, ознакомился первоначально с инструкцией, все как положено, протер его, обиходил, давай объезжать. И не поверите, он сам из-под меня рвется, вперед бежит, и сил-то никаких прикладывать не надо. Чудо-машина. Сейчас он мне как лучший друг. Он и Охламон. Охламон это собачка моя.
Ну, коль появилась у меня техника, стал я расстояния преодолевать. Я ведь на пенсии, если в огороде не копаюсь, считай, каждый день у меня выходной!. А человек я по природе своей любознательный, можно сказать, следопыт, куда ни пойду, ни поеду, все примечаю, каждый бугорок, каждую былинку, птичку безвестную, все у меня в памяти и сердце откладывается. Потому что я люблю свою родину, речку люблю. Вот, к примеру, возьми, увези меня куда-нибудь подальше, хоть в Америку, дай мешок денег, скажи: «Живи, Федор Иваныч, в свое удовольствие, благоденствуй, ты всю жизнь пахал, теперь отдыхай». Так я ведь никогда не соглашусь, потому что у меня там сразу сердце от тоски лопнет. Чужие страны мне на дух не нужны, не такой я человек, пусть будет холодно, голодно, а я все одно здесь буду, у себя дома. Меня не купить.
Так вот, теперь, когда появился у меня велосипед, я всю родную округу вдоль и поперек изъездил. А что, на ногу я легкий, не пью сейчас, не курю, могу и за сто верст спокойно махнуть, хоть в Бийск, только зачем? Так, если целью задаться, можно рискнуть и весь земной шар объехать. Есть такие ребята аховые, слыхал. На чем только не едут: и на телегах, и на самокатах, чуть ли не в детских колясках, хотят других удивить. Я считаю: баловство все это, люди с жиру бесятся. Все должно бить с пользой. И от родного дома человеку надолго нельзя отрываться. Это тому, у которого родина в чемодане, все равно где жить, где блудить, а доброго человека сразу тоска заест.
ОХЛАМОН
Я сам — собачник с малолетства. Сколько себя помню, всегда с ними, с собаками, возиться любил. Хлебом с медом меня не корми, дай только с ними повозиться. А уж какие они умные, человека двуногого иной раз куда умнее и добрее, конечно. Уж про преданность я и не говорю. Только что словами выразить не могут. А уж как они меня любили, прямо проходу не давали, потому что я к ним всегда с душой, с лаской относился. Бывало, куда ни пойду, а они за мной — гурьбой летят, навроде парадного эскорта сопровождают.
Много их у меня всяких было, пересчитать — пальцев не хватит. И Ветка была, и Чара-Чарочка, и Жулик был, и Лохматый, и Кабан. О каждом можно историю рассказать. Теперь вот Охламон прижился.
Возвращаюсь как-то домой, отворяю калитку, а он в углу сидит, забился за поленницу и трясется, как в лихоманке. Я пригляделся, а он весь елки-моталки! — с головы до пят в репьях, как в панцире. Кто такой, откуда? Неизвестно. А сам даже скулить не может, так скрутил его репей, только весь трясется, а в глазах — мука. Нy, чувствую, гибнет собачка на корню. Пошел я в сарай, взял овечьи ножницы и обкарнал его, оболванил начисто. Как уж он радовался, прыгал, будто заново родился. А ведь окажись один в этот момент, задавил бы его репей-сволота насмерть, рук-то у него, у Охламона, нет.
А у меня до него Матрос был, тоже добрая собачка, кобелек, каких поискать. Только дома не сидел, гулять сильно любил — шататься, поэтому и назвал Матросом. Чуть что, где какая собачья свара, он — туда пулей и уже там в клубке катается, по голосу слышу. Или, не дай Бог, загуляет где собачка женского полу, он уже там, хороводится. Дня по три глаз домой не кажет. Потом является, смотрит виновато, стыдно ему, видите ли. Ага, совестливый был. Я спрашиваю: «Ну что, брат-панкрат, окучил?» «Ага», отвечает, гавкает радостно и лапы мне на грудь ставит, доволен, что я его, как товарищ товарища, понимаю. «Ну, давай тогда обедать», — говорю. Садимся обедать. Так вот, нахватался где-то мой Матрос несъедобной дряни и околел. Сильно я переживал.
Месяца не прошло, тут и Охламон случился. Стали мы с ним вдвоем жить. И ведь тоже умный какой, совершенно без слов меня понимает, я, бывает, о чем-нибудь подумать и сказать не успею, а он уже сообразил. Такой понятливый, как будто высшее образование у него, только диплом не показывает, стесняется. А уж как уху любит — страсть! Так же, как и я. Если бы человеком родился, тоже бы, наверное, рыбаком стал.