— Отвлекать не буду, — сказала Гуляева. — Агроном покажет поля, а вы занимайтесь своими делами.
— Я тоже не останусь, поеду с тобой, — отозвался Помогайбо. — Духота тут, как в парной.
Они вскоре уехали, и Завьялов перебрался в кабинет председателя. По-хозяйски расположась за столом Ламаша, он брезгливо осмотрел заляпанную чернилами скатерку, потрогал поручни кресла с лопнувшей клеенкой, словно остерегался испачкать свой легкий светло-серый костюм, затем с затаенным торжеством посмотрел на Владимира Кузьмича плоскими и круглыми, как у птицы, глазами. Молчание длилось так долго, что начало угнетать обоих.
— Скажи по правде, Владимир Кузьмич, меня во всем, конечно, винишь, — заговорил Завьялов. — Подкапываюсь, мол, я под тебя, так, что ли?
Ламаш быстро вскинул голову.
— Поверь, против тебя ничего не имею, не знаю, почему ты косишься на меня, — продолжал Завьялов. — Делить нам вроде нечего. А тут — пеняй на себя.
— К чему ты это говоришь?
— Признайся, обманул бюро райкома? — с плохо скрытой злорадной усмешкой спросил Завьялов.
— Формально — обманул, а дальше что?
— Что значит — формально! — изумленно воскликнул Завьялов. — Ты по существу говори. Обманул?
— Если так ставишь вопрос — обманул. Я готов понести наказание, но жаль — нет Протасова, он разобрался бы. Ты дальше формы ничего не видишь, уперся в одно, как, знаешь… а впрочем, что говорить…
— Ну-ну, только потише, нас люди слышат, — негромко сказал Завьялов.
— А чего ты боишься! Думаешь, они сами не разберутся, нашей подсказки ждут?
Все эти дни Владимир Кузьмич провел в тягостном раздумье. Что толку в его ясном хозяйственном расчете! От кого ждешь справедливой оценки? От Завьялова? Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Черт возьми! Сколько таких мнимо глубоких истин, ходячих фраз, за которыми прячутся, словно за колючей проволокой, чтобы оправдать равнодушие или бессилие, а изрекают их со значительным видом?! Виноват, конечно, виноват, что искал окольный путь, понадеялся на «заячьи скидки». Не так начал, Владимир Кузьмич, сам подставил шею: руби. И что удивительно, такие, как Завьялов, точно в сговоре, у них один курс, только о своем благополучии думают. А как взяться за них? С какой стороны подойти?
И словно в ответ на свои мысли, Владимир Кузьмич слышит наставительный голос Завьялова:
— Чудак ты, Ламаш, честное слово. Виноват кругом, а безвинной девочкой прикидываешься. Другой на твоем месте признал бы свою ошибку, и дело с концом… Напрасно упорствуешь, по-дружески говорю.
Завьялову думается, насквозь видит Ламаша: заварил кашу, теперь не знает, как расхлебать ее. Склонил бы голову, признал вину, можно было бы и посочувствовать, у кого не бывает промашки. Однако Ламаш упрямствует, гордость не позволяет полностью признать свою вину. Беда с такими скороспелыми вожаками.
— Тебя ведь предупреждали, а ты ноль внимания. И напрасно Георгия Даниловича вспомнил, не он ли первый был за строгача? — назидательно произнес Завьялов.
— Ладно, что было, то прошло, — сказал Владимир Кузьмич. — Скажи, неужели ты думаешь, что способен долго держать инициативу в узде? Так-таки и надеешься постоянно руководить с вышечки?
— С какой вышечки? — обрадованно подхватил Завьялов. — Партийное руководство — это вышечка? Договорился! Ты отчета себе не даешь, Ламаш, сплошная у тебя демагогия. Партия всегда руководила и будет руководить всей нашей жизнью, пора понять… А ты — вышечка!
— Извини! Но за партию тебя не считаю. Ты говори от себя, партию не пристегивай, не выйдет.
— Вот что, Ламаш, — точно изнемогая от бесплодных усилий, проговорил Завьялов. — Вижу, не хочешь признаться в своих заблуждениях, дело твое…
Обоим было ясно, что несогласие между ними может привести к еще большему раздору, если не к ссоре, но и Завьялов и Ламаш, внутренне ощетинясь, не могли сдержать свой запал.
— Одного не понять тебе, — с жесткой нотой в голосе сказал Владимир Кузьмич. — Не дорос ты до партийного руководителя, не по плечу занял пост. Мы и полчаса не говорим, а сколько раз ты угрожал мне. Ну, снимете меня. Думаешь, мне председательского поста жаль? За должность держусь? Нет, Завьялов, тебе не понять, — я за дело болею, только-только разбег начали, и сойти сейчас с дорожки обидно. И наши коммунисты так считают.
— Не без твоего влияния, — ответил Завьялов.
— Вот и загнул! Я, кстати, с собрания ушел, чтобы не мешать людям.
— Это не имеет значения, сторонники твои остались. Они за тебя горло драли.