- Да, ненаглядная моя! Рассказывай!
С трудом подбирая слова, ломая своё нежелание говорить о тех днях, девочка рассказала, что сначала их всех держали вместе в каком-то помещении, похожем на больницу. Даже провели ряд анализов и обследований. Досмотр за ними был строгий, объясняли, что свидание с матерью откладывается из-за ухудшения её состояния, поэтому детей обследуют по полной программе: чтобы её ничем не заразить.
Состояние Манечки доктору не понравилось и он отправил её куда-то "на лечение". Со здоровьем мальчишек тоже возникли какие-то проблемы и их оставили долечиваться на месте. У Кати вдруг обнаружилось, что печень увеличена, зато доктору понравилась её фигура. При этом Катю проверили даже в гинекологическом кресле. Ей это уже было не впервой: старшеклассниц из интерната на диспансеризации обязательно посылали в смотровой кабинет. Врач кому-то позвонил, сказал, что вполне созрела... Вскоре она оказалась в том доме...
Снизу раздался нетерпеливый голос опекуна:
- Девчонки, вы там что, обе уснули теперь? Ведь нас ждут!
Анна, всё понимая, но не зная, чем помочь дочери, смотрела на Катю.
- Когда сможешь, доскажешь.
Катя подумала, добавила, что в общих чертах это - всё. И снова забеспокоилась:
- А куда мы сейчас едем? Это далеко? Что за место?..
- У Бога за пазухой! - таинственно произнесла Анна и поторопила дочь: - Давай, а то нас отсюда на руках понесут. Представляешь картинку: я - на руках, к примеру, дяди Саши!
В обнимку они спустились из мансарды. Катя попыталась двигаться самостоятельно, хотя удавалось ей это с трудом.
* * *
Разместились они в "ниве" Рустама впритык: Анна с детьми - сзади, мужчины - на передних сиденьях. Доехали до монастыря за несколько минут. У глухих закрытых арочных ворот стояла женская фигура, почти сливаясь темной одеждой с сумерками. Саша подошел к монашенке, что-то сказал и вернулся к машине. Она на секунду скрылась за тяжелой дверью, вырезанной в толще ворот, распахнула их.
Алексей, не заводя мотора, попытался сдвинуть "ниву", держа руль, Саша подталкивал её сзади. Юрка перелез через кресло и бросился на подмогу. С трудом преодолев границы монастыря, они остановились на широком подворье, где сразу запахло свежим огурцом или скошенной травой.
Скульптор помог монашенке закрыть тяжелые кованные двери. Алексей обошел машину кругом, откинул свободное сиденье, помог вылезти Анне и Кате. Юрка в это время уже стоял возле Христовой невесты, а её рука покоилась на его беспокойной голове.
- Прошу вас, идемте за мной, - тихо сказала женщина, давшая обет Богу. Она протянула Кате и Анне по светлой штапельной косынке. Потом повела их всех во внутренние покои монастыря, куда обычно мирянам доступа нет...
По коридорам одновременно гуляли запахи подземелья, ремонта и церковной службы.
Наконец, искавших убежища мирян впустили в небольшую сводчатую комнату.
Здесь царила приятная для глаз полутьма. Верхний свет был погашен, лишь в углу возле икон мерцала лампада, было зажжено несколько тонких свечей, да горела электрическая настольная лампа. Запах ладана был здесь сильнее, чем в монастырских переходах. К нему примешивался тонкий аромат мирра и растопленного воска.
Навстречу к ним, из-за большого канцелярского письменного стола, покрытого зеленым сукном и поверх сукна - стеклом, поднялась настоятельница. На груди у неё висело небольшое распятие, руки перебирали четки.
"...Я вдруг почувствовала благоговейный трепет... "Как же я могла столько месяцев терять время попусту вдали от храма?" - с недоумением думала я."
Анна вышла вперед, поцеловала руку настоятельницы и смиренно, будто молитву читая, проговорила:
- Матушка, не знаю, как благодарить вас за то, что вы даете приют моим детям. Я ни за что не оставила бы их без присмотра, но мне... нам надо разыскать ещё троих. А эти, - она обернулась, - эти пока должны быть скрыты от... от...
- Не беспокойтесь, - услышала она в ответ ласковый голос. - я всё вижу. Девочка может передвигаться сама? - Катя кивнула. Настоятельница подошла к ней. - Как тебя зовут, дитя моё?
- Екатерина...
Из глаз Кати вдруг полились слёзы, когда белая, словно бестелесная рука коснулась её темени.
- А это ничего, что я - мальчик - побуду в вашем монастыре? - тут же "нарисовался" Юрка.
- Дом Божий открыт для всех, кто нуждается в Господе, - последовал ответ и рука перекочевала на его макушку. - Ты кто?
- Раб Божий Юрий! - гордо представился мальчишка, глядя на монашенку своими библейскими глазами.
- Да? А не отрок? - улыбнулась настоятельница.
Потом она повернулась к Алексею:
- Вы кто им будете?
Алексей вдруг стушевался, как вчера в Москве перед Евгенией Осиповной.
- Я...
- Это наш опекун, - нежданно вступила в разговор Катя. - Он маме помогает... И дядя Саша тоже...
- А как нам вас называть? - Юрка явно чувствовал себя здесь - в своей тарелке.
- Называть меня можешь: мать Варвара, или просто матушка. А вот это сестра Аглаида, - она указала на "тень", безмолвно стоящую у двери. Сестра, готова ли кровать для Екатерины? - Она снова положила руку на голову Кати. - Ты будешь жить в одной келье с сестрой Аглаидой. У нас тут народу немного, так что, когда окрепнешь, мы тебя устроим в отдельную комнату. Как захочешь, - добавила мать Варвара, видя испуг, заметавшийся в глазах девочки. - Болящим можно не поститься, так что, если будет нужда исповедаться, - милости прошу.
Анна спросила, как же быть с Юркой, где его поселят?
- У Александра тут мастерская. Так что раб Божий Юрий ночевать будет там, а днём - и трапезничать и помогать по хозяйству - вместе с нашими сёстрами. Будет хорошо трудиться во славу Господа - может даже и заработает.
- А есть у вас иконописные мастерские? - Юрке не терпелось всё узнать.
Мать Варвара кивнула:
- Завтра сам всё увидишь. А теперь - пора спать. Встаем мы с петухами. Сестра Аглаида, покажите Екатерине вашу келью.
На умоляющий взгляд Анны повелительным кивком подозвала её, сказала, что она может проводить дочь. Потом спросила, за кого должна будет молиться, пока та не вернётся со всеми детьми. Повторив имена рабов божьих Анны, Алексея, Павла, отроков Петра и Марии, она отпустила Аню посмотреть, как устроится Катя. А Саша через двор повел Юрку в свою мастерскую возле трапезных палат, где, припозднившись, иногда работал всю ночь.
Алексей остался ждать их у настоятельницы.
- Ну, что, Алексей - как вас по батюшке? - заговорила она, не спуская с него глаз.
- Анатольевич...
- Много ли пролили крови на белом свете?
Сам не зная зачем, Алексей стал ей отвечать. Говорить оказалось безумно трудно: он через силу останавливал закипавший внутри гнев и слёзы.
- В Афгане... Афганистане, - поправился он, - на моей совести есть... Хотя - если бы не мы их - они бы нас...
- Говорите только о себе, если сможете, - попросила мать Варвара. - И не будем сейчас об Афганистане: Божий промысел не всем дано понять. Что у вас здесь? Сейчас?..
Алексей подумал-подумал и ответил так:
- Человечьей - ни одной капли! Если только когда царапины да ушибы смазывал. А те, по чьему оговору, Анна безвинно пять лет отсидела за смерть собственного мужа, кто детей у неё отнял, - он поднял страшные пустые глаза на матушку, - кто хочет из живых мальчишек сделать консервированных, кто девочку мог... - Алексей задохнулся от нахлынувших картин-видений прошлой ночи.
Настоятельница остановила его речь одним движением руки, села за свой стол, взяла четки.
- Алексей Анатольевич, что делать, если вы не вернётесь? Кто у детей есть, кроме вас и Анны?
- Только мой сын, Андрей, но он ровесник Павла. Чуть старше...
- Получается, что и ему грозит остаться без отца. - Спокойно констатировала мать Варвара. - А его мать?..
- Матери у него уже давно нет. Погибла, - односложно пояснил Алексей. - До тюрьмы - Анна была ему больше матерью, чем тёткой... Вот, долги теперь отдаю!