В это утро я вышел к роднику в своей гражданской одежде, оставив дома почти повседневно носимый подрясник, что делал не очень часто. Телефон, записная книжка, книги отца Ипатия, все осталось дома, на аналое у святого угла. В отчаянии я не знал, что предпринять. Побродив некоторое время по нашему с Аней «участку», я наткнулся на грибников, очищающих бор от червивых маслят и, не желая в данный момент никого видеть, решил, что ничего не остается, как идти в деревню и постараться логично объяснить домашним и односельчанам свое многолетнее отсутствие. По дороге домой я пришел к выводу, что виной моего двойного перемещения стал туман, который три года назад «перенес» меня в семнадцатый век, а сегодня подло и коварно вернул обратно.
– А, что, если завтра опять прийти на это место, когда сядет туман, возможно, он сможет вернуть меня обратно к семье, - пришла в голову решительная мысль, и я уже бодрее зашагал к дому, с надеждой на светлое завтра. На холме у сельсовета еще раз обернулся назад в надежде увидеть «свой» дом.
– Привет, Анатолий, что это ты сегодня без грибов?
На крыльце сельсовета стояла соседка, приветливо махнувшая рукой.
– Странно, что же это она не спрашивает, где я был все эти три года, - подумал я, что-то машинально ответил Оксане Алексеевне и еще в большем недоумении поспешил к дому. Мать, подметавшая двор, спокойно подняла глаза, увидела меня с пустыми руками:
– Ничего не нашел?
От удивления я не мог проронить ни слова. Три года моего отсутствия… или нет?
– Мам, какое сегодня число?
– С утра было двадцать шестое.
Поразительно, но я вернулся в то самое время, откуда был «взят» туманным облаком три года назад. Данное обстоятельство развеяло все надежды насчет возвращения к моей семье в 1617 год. Не было никакой гарантии, что даже если я вновь смогу отыскать туманный «портал», он вернет меня именно в то время, куда мне необходимо было попасть.
Несмотря на хранящиеся в памяти предсказания архимандрита Киприана о моей дальнейшей судьбе, и вопреки здравому суждению, я регулярно до глубоких морозов ходил в рощу, надеясь найти возможность вновь встретиться с любимыми людьми.
В этом мире я уже не был священником, но ежедневно продолжал вычитывать иерейское правило. Страшно было, что ни Аню, ни сына, ни отца Ипатия, ни Ваню с Машей, ни других своих знакомых из прошлой жизни в своей молитве я помянуть не мог. Молиться «о здравии» за людей семнадцатого столетия было невозможно, а поминать «об упокоении» только вчера смеявшихся и обнимавших меня жену и ребенка не поворачивался язык.
В следующем году я вообще перестал ходить в ставшую мне ненавистной Здобниковскую рощу, подарившей краткую надежду на счастье и подло ее отобравшую.
Пытаясь рационально объяснить происходящее с точки зрения науки, я засел за архивные документы. И был поражен: место, где стоял наш с Аней дом сейчас называется ИГНАТКИНЫМ рвом, первого известного священнослужителя возродившегося во второй половине XVII века храма в селе Кромское звали ФЕОФАН Амелин (уж не внука ли назвала Аня именем, которое я хотел дать нашему сыну?!?).
Странная моя судьба, странные события происходят в моей жизни. Если публично рассказать об этом широкому кругу общественности, мне не только никто не поверит, но еще, чего доброго, в психушку отправят. Остается только ждать естественного хода дальнейшего развития событий и попытаться понять, для чего мне все это послано, и чем все должно завершиться. В минуты таких раздумий о своей судьбе я вспоминаю слова Ани при нашей первой встрече:
– Ты – другой. У тебя на роду написано быть не таким, как все.
ПРИТЧА О БЛУДНОМ СЫНЕ
Многоопытный и богомудрый отец Ипатий являлся моим ревностным наставником на протяжении всех трех лет пастырского служения при Воскресенском храме. Будучи для меня одновременно и начальником, и воспитателем, и духовным руководителем. Строгий, а порой даже излишне грозный, отец Ипатий внешне казался весьма надменным и совершенно неприступным. Какое-то время мне даже казалось, что батюшка меня совсем не любит и терпит рядом с собой только по благословению старца Киприана.