Блинами умершего человека поминали все сорок дней, посылая угощение отдаленно живущим знакомым и родственникам или разнося по соседям. Поэтому меня очень поразил категоричный отказ Ани принять поминальное угощение от селянки Параскевы. На мое недоумение матушка рассмеялась и объяснила, что попы не могут принимать блины в поминовение умершего, потому что для священника родственники покойного готовили специальное кушание: первым на стопку выпечки помещали блин, который клали на лоб умершего перед выносом тела из дома. И подавали присутствующему иерею, предлагая первому начать процесс поминания. Если священник верхний блин съедал, то по народному поверью считалась, что душа умершего попала в рай.
Прознав о малоприятной народной примете, иереи стали обходить имеющиеся традиции и благословляли предложенными для поминания блинами всех сидящих за столом, начиная с самых близких родственников.
Естественно, никто из присутствующих не хотел есть продукт, соприкасавшийся с мертвым телом, и тогда в народе возникла еще одна традиция: первый блин выносить за околицу на съедение медведям. Название лесного животного наши предки вслух никогда не произносили и называли косолапых гигантов кличками: «медведь», «бурый», «хозяин». Одним из названий медведей было утраченное ныне слово «комы», т.е. «которые (кои) мы», оттого что медведь являлся воплощением умерших предков. От традиции оставлять поминальное угощение медведям и появилось выражение «первый блин комам».
Я подивился мудрости моей знающей тонкости народных традиций супруги и был ей очень благодарен за трепетную заботу о моем физическом и нравственном здоровье, и за сохранение моего гастрономического покоя. Совершив в своей жизни десятки отпеваний умерших односельчан, я так ни разу и не попробовал поминальных блинов.
ГЛИКЕРИШНА
На ближних выселках от деревни Здобникова, в очень ветхой полухатенке-полуземлянке, влачила свой век такая же ветхая солдатка-вдова, которую односельчане всех возрастов никогда не называли по имени, окликая не иначе, как странным для моего уха прозвищем Гликеришна. Женщина за много лет жизни видимо настолько привыкла к своему новому прозвищу, что даже у Святого Причастия порой нет-нет, да и называла себя дворовым прозвищем.
В таких случаях отец Ипатий назидательно поправлял старушку:
— Причащается раба Божия Евдокия.
Но следующей службой ветхая солдатка вновь оглашала храм беззубым ртом:
— …. Гликеришна….
Видимо ничем из старушки прижившуюся привычку выбить было уже нельзя.
Как жила горькая вдовушка свой век Гликеришной, так Гликеришной и отошла ко Господу. Хмурым весенним утром пришедшие к очередной обедне прихожанки сообщили настоятелю скорбную весть о кончине несчастной одинокой женщины.
По причине отсутствия у старушки каких либо родственников, погребение неимущей селянки взял на себя отец Ипатий. Со всеми причитающимся по такому случаю расходами.
Батюшка распорядился установить свежесколоченный гроб с телом старушки в центре храма, благословил пономаря Савватия читать Псалтырь по покойной. А меня отрядил мастерить табличку на могильный крест.
— Отец Ипатий, мы же с тобой не знаем ни возраста, ни отчества с фамилией новопреставленной Евдокии. Что же мне написать на табличке? «Раба Божия Евдокия», или просто «старушка Гликеришна»?
— Не удивляйся, отец, но она ведь и в самом деле Гликеришна. Один из наших с тобой коллег-церковников учудил: записал девочку в храмовые метрики не по отцу, а по матери.
Вот те на! Я-то думал, что злые языки уничижительно кликали новопреставленную Евдокию подворной деревенской кличкой, а люди, оказывается, уважительно именовали женщину по отчеству, точнее, «матчеству».
— Согласись, батюшка, странно и необычно встретить человека с «женским» отчеством.
— Это для нас с тобой странно. А ведь иудеи всегда вели свои родословия по материнской линии. Хотя «официально» и считали себя сынами Божьими: Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова и далее, потому как первоначальное родство считалось именно по отцам, зародившись от праведного Адама.