-Тут нужна сугубая молитва. И за того, кто это написал, чтобы Господь вразумил его на прощение, и за тех, кто у селянина добрый урожай украл, чтобы Бог простил их поступок, - поучал меня старец.
-Батюшка, судя по состоянию записок, молиться надо уже об упокоении душ согрешивших, а не об их здравии, - возражал я, - да и то, как знать, может они нераскаянными с жизнью расстались, закоренелыми татями и душегубцами?
Старец хмурил в ответ косматые брови:
-У Бога все живы, даже если они и отошли в мир иной. – И улыбался мне одними глазами: - А ты отец, и об умерших говорил бы только хорошее. А то ведь они еще могут воскреснуть...
Но самое «забавное» случалось почти ежедневно во время исповеди. Так, как мне по случаю «небрежливого уневещивания» не было позволено архиереем совершать Божественную Литургию, то обязанности вечернего и утреннего исповедания прихожан лежали всецело на мне. Кто бы знал, свидетелем каких только казусов не приходилось мне быть?
Поскольку по случаю неграмотности, крестьяне не могли сами вычитать к Причастию положенные покаянные молитвы, то мне, как отпускающего грехи священнику, было вменено перечисление вслух общепринятых грехов по «Требнику», на что селяне отвечали однозначно: «Грешен (или грешна), отче». Выходило забавно:
-Завидовала ли?
-Грешна, отче.
-Гордилась ли?
-Грешна, отче.
-Девиц умыкала?
-Грешна, отче.
-Умыкала?!?... – Переспрашиваю я, недоумевая.
Старушка - Божий одуванчик в белом льняном платочке испуганно вскидывает на меня глаза. И я, и она прекрасно понимаем, что в действительности никаких девиц она не крала, но церковные правила требовали от нее смирения.
-Грешна, отче, - чуть слышно повторяет старушка.
-Не смотри на других свысока. Помни, за тобой с неба тоже наблюдают! – приговаривал отец Ипатий, когда я при нем сетовал на машинальное соглашение исповедующегося с фразами общей исповеди, и… никогда прямых укоров провинившемуся человеку не делал.
Бывало, что исповедующийся заявлял мне у аналоя:
-Я только вчера (позавчера) причащался…. У меня грехов покамест нету….
Что было делать? Заявить прихожанину: «в следующий раз перед исповедью обязательно согреши?». Или пасть на колени перед святым? По совету отца Ипатия я также проводил над «безгрешным» общую исповедь с извечными ответами: «грешна, отче».
Ситуация становилась еще хуже, когда приходящий на исповедь пытался сокрушаться о грехах своими словами:
-Батюшка, я опять одно и то же называть буду…
- А ты хочешь, чтобы я тебе чего-нибудь новенькое подсказал?
Бедняга смущался и принимал покорную позу, дальше соглашаясь с озвученным перечнем грехов уже ставшими обыденными признаниями: «грешен, отче».
И даже дома я не был застрахован от курьезных ситуаций. Однажды Аня, завозившись по кухне, поленилась заняться сорняками на нашем огородике, и я, придя усталый со службы, в сердцах попытался сделать ей замечание.
-Милая, ты помнишь, какая первая заповедь была дана нашим прародителям? – спросил я, наивно полагая, что Аня сама вспомнит о евангельском назидании прилежно трудиться. Но та, ни на миг не задумавшись, выдала вдруг:
-«Плодитесь и размножайтесь!».
-Как?... – поперхнулся я.
- «В поте лица своего», - смеется Аня и горячо прижимается ко мне, совершенно обезоруживая своей озорной наивной улыбкой.
Но были в жизни священников и такие трагикомичные ситуации, от которых кровь в жилах застывала.
Однажды в нашей округе произошел один курьезный случай, над решением которого ломали голову все епархиальные церковники – от правящего епископа с духовниками до низших приходских дьячков.
В одном из дальних от нашего прихода курских сел родители - крупные помещики выдали свою единственную четырнадцатилетнюю дочь замуж за соседнего мелкопоместного дворянина, с условием объединить их поместья в пользу родившегося у молодой пары наследника.