Святая битва за Русь

— Я должен спешить! — Понял, видавший всякое юноша. В свое время, фашисты их с братом как раз и завалили, из-за чрезмерной рассудительности. А их спасение оказалось без всякого преувеличения сказочным.

Прибавив в темпе, пацан с большим трудом разобрался со складом и выбрался наружу.

Капитан спросил:

— Ну что, тебе пошла впрок наука или ты хочешь еще?

— Может мне с моим приятелем спеть? — Попросил, кисло не смотря на успешно проделанную диверсию улыбаясь, Олег.

Глава стражей грубо прикрикнул:

— А что это нас развлечет пиликай. — И тут же угрожающим тоном добавил. — Но только бесплатно нищий оборвыш.

Мальчишка-терминатор из попаданцев громко свистнул, Шомпол должен был находиться рядом и немедленно вернуться.

Юный воришка конечно среагировал быстро. Не хотелось получать тумаков, от своего сильного коллеги, или чего-то более серьезного от взрослых пиратов.

Он залез по лестнице и поклонился.

Мальчики принялись петь и плясать. Олег, выкручивая прыжки, и становясь вверх ногами покруче Димы Билана, пел как минимум не хуже, своим очень звонким и громким голосом;

Я был рожден, в семье поверь дворянской,
Отец полковник — триста душ крестьян,
А мать красотки, просто профиль царский,
За ней любой увьется генерал!

Казалось мальчик, словно именинник,
Он может жить, вкушая пирожки.
И горя знай, не будет и в помине,
Везде надуться связи и дружки.

Но так случилось царская немилость,
Семью велел сослать монарх в Сибирь.
Отцу петлею стала Божья милость,
А мать забрали в женский монастырь…

Я не хотел в приют идти сиротский,
Где каждый день нас порют за ничто.
В тюрьме для деток распорядок скотский,
К ноге привяжут на цепи ядро.

Сбежал от стражи, потеряв ботинки,
Пошел мальчишка по камням босой.
Горят подошвы — освежат росинки,
Хоть это плохо бомжевать с сумой!

Давали скверно, часто били плеткой,
Собак спускали, кляли нас ребят…
Но я усвоил как ребенок четко,
Что только слабых злые теребят!

Закалки жизни, прочная закалка,
Для босых ног — жесток палач сугроб…
А топором работа как качалка,
Хоть не поймешь, кому ты строишь гроб!

Подрос немного, мускулы окрепли,
Ты не ребенок, хоть еще безус,
Твоих друзей уж ожидают петли,
И равнодушен к павшим Иисус.

Да воровать, конечно, научились,
А то похуже нам: разбой, грабеж.
Не повезло и стражники вцепились,
Так вышел боком нам крутой балдеж!

Хоть мал годам — вздернули на дыбу,
Палач железо к пяткам приложил.
Но я пусть плакал, знай друзей, не выдал,
Держался стойко, сколько было сил!

Кнут, клещи, пламя — все есть в арсенале,
Умели жестко палачи пытать.
Но губы хлопца — не скажу, шептали,
Хоть за подонков глупо умирать!

Когда на казнь везли до эшафота,
Не мог я даже от побоев встать.
Для палачей нашлась еще работа,
Под ребра парня крюком поднимать!

Толпа ревет — сочувствия не видно,
Пред ними мальчик в волдырях в крови!
Ну как же вам орущие не стыдно,
Ведь ваши дети тоже б так могли!

На колесо швырнули злые каты,
Не могут просто голову срубить….
Ломают кости, скалясь супостаты,
Для них ты жертва, как на пире дичь!

Сознанье тлело в голове мальчишки,
А сизых губ сорвалось: Боже есть!
От жизни получал, конечно, шишки,
Зато нашел, друзей, надежду, честь!

Хоть скажут люди: где честь у бандита?
А поп брезгливо плюнет — в ад иди!
Но на станке хоть кости и разбиты,
Остался верен тем, кто был в пути!

А разве с нищим, парень не делился?
А бедным что, не отдавал кусок?
Никто от кражи ведь не разорился,
Не брал у тех, кто честно драл пупок!

Сирот любили, грабили богатых,
Молились Бога за свои грехи.
Так почему же правы эти каты,
А суд вершат, кто попирал мечты!?

Последним словом было: вас прощаю,
С остатков тела сорвалась душа.
Хоть ксендзы кляли — не получишь рая,
И инквизитор хохотал — душа.

Что дальше было, те, кто жив, не видел,
И не за Бога людям суд вершить!
От неба струйки — словно жемчуг в нити,
Как будто ангел слезы начал лить…

Господь, конечно, судит по закону,
Но только в сердце выбит тот закон!
А если царь надел себе корону,
Будь людям братом, не гони в загон!

Мальчишка-лазутчик пел с большим вдохновением, это сочиненную еще когда они с братом ишачили в каменоломнях, в шахтах мало отличимых от преисподней.

Шомпол довольно ловкий, как и положено вору отплясывал блатной танец, и даже подпевал иногда выражаясь с матом, что только портило впечатление от лирической поэмы. Искушенный куда более длительной жизнью, чем казалось на вид, Олег же выглядел более цивилизовано. Пиком номера стал запуск маленькой самодельной петарды. Многоцветный взрыв вызвал бурю восторга у солдат гарнизона. Они смеялись и показывали пальцами словно дикари. Было весело всем, особенно мальчикам, подавшим такой своеобразный сигнал своим друзьям-пиратам. Пиратский лазутчик с восторгом выдал:

— Ну, вот Шомпол какое мы устроили представление. Настоящее Бик-шоу!

Пацан отдавшись предпочтение карьере пирата вместо прозябания в нищете заметил:

— А я бы не отказался от этого, как ты говорил Бик-Мака!

Олег, который сам еще не пробовал этого экзотического блюда, проорал:

— Ну, ты обжора!

Стало темнеть, светила одно за другим скрывались за линией горизонта. Они растворялись в темном небе постепенно, словно в чернила окунали яркие краски.

Неожиданно Олег произнес как бы извиняясь:

— Быть артистом гораздо интереснее, чем солдатом. Поэтому лучше всего бродить по городам, шлифуя огрубевшей подошвой камни.

Капитан, широко улыбаясь, заявил:

— Это хорошо! — И хитро подмигнул пацанам. — Но вы ведь еще не получили полной награды!

Олег растеряно развел, мозолистыми руками:

— Мы уже сыты!

Жадный Шомпол ткнул под бок напарника и шепнул:

— Не отказывайся, деньги лишними не бывают!

Капитан впрочем, вовсе не из филантропов:

— Нет, не бабки. А более полезное и практичное. — Вкрадчиво произнес начальник стражи и, театрально повысив голос, добавил. — Вот чтобы подошва ног для шлифовки асфальта стала, прочнее я решил, что пятьдесят ударов палкой по пяткам вам не помешают.

— За что! — Пробормотал Шомпол. Не имеющий должной закалки беспризорный мальчишка, не на шутку испугался. — Пожалуйста, дедентки не надо!