Почти весь флот Камимуры двигался во главе этого табора, позади и вокруг гуртом шли больше трёх десятков разномастных пароходов, а по бокам и сзади это скопище как пастушьи овчарки оббегали миноносцы и малые крейсера. Среди последних Николай углядел не только, почему-то четыре, крейсера эскадры Того-младшего и последний крейсер эскадры адмирала Дэвы "Читозе", но и маленький крейсер "Сайен" из из эскадры контр-адмирала Хосоя, как и "Фусо", замыкали ордер две крупные канонерки. Но много больше озадачил курс японского командующего, флот явно шёл западнее ожидаемого и объяснимого, не вдоль корейского берега, то есть целью его, не были Чемульпо или Цинампо, но ведь и принимать бой возле Артура с таким табором редкая глупость! Мы быстро выкинули все эти сложности из головы, пока Клёпа возвращалась, нам нужно было решить более важные насущные вопросы. Сбежала с мостика на верхнюю палубу, где ожидаемо на шканцах встретила Иннокентия Сергеевича, это позволило пригласить его в салон для беседы.
— Уважаемый Иннокентий Сергеевич! Если судить по тем мерам, которые предпринимались для вашей скорейшей доставки в Циндао, ваша миссия представляется весьма срочной и важной. Но положение складывается такое, что выполнение задачи по вашей доставке в немецкую колонию, вступает в противоречие с моим долгом офицера флота и его интересов…
— Николай Оттович! Не могли бы вы выразиться понятнее, пока я ничего не понимаю!
— Извольте. Если я сейчас пойду в Циндао, то не смогу предупредить адмирала Макарова о приближении японского флота, а это противоречит моим обязанностям офицера флота и командира русского военного корабля. Другими словами, меня не интересуют ваши тайны, интересует только, можно ли задержать ваше прибытие в Циндао, чтобы я успел сообщить на нашу эскадру про японский флот?! — Бобчинский заметно занервничал и даже кажется стушевался.
— Видите ли… Николай Оттович, моя матушка в девичестве Протопопова имеет в столице очень большие связи… — блин, он что меня связями своей мамаши пугать вздумал?! — А я её единственный и любимый ребёнок. Это моя первая заграничная поездка, вот она и подключила свои возможности, что и привело к этому недопониманию, я это ещё по дороге заподозрил, но утвердился окончательно теперь после ваших слов… Мне лично, поверьте великодушно, крайне неприятна сложившаяся ситуация! Ничего срочного и эпохального в моей поездке нет, так что если требуется задержаться, то можете делать это без оглядки на меня, ничего страшного не произойдёт! И примите мои извинения за мою матушку, но помешать ей не в моих и, вообще, в человеческих силах, мне кажется… — вот так компот! Так, кажется, у классика…
— Не волнуйтесь! Иннокентий Сергеевич! Сказанное останется между нами, обещаю! И считаю, что могу спокойно принять меры, для извещения Степана Осиповича об обнаружении японцев! Я вас правильно понял?!
— Да, да! Конечно! Мне у вас даже нравится…
— Вы, возможно, не поверите, какой тяжёлый камень сняли с моей души! Надеюсь, что задержка с вашим прибытием не составит больше суток. И позвольте откланяться, мне нужно распоряжения отдать…
Вот ведь Россия-матушка! Устроила любвеобильная мамочка своё единственное чадушко в МИД, а когда его направили в командировку, подключила все свои связи и вполне возможно, что он самый обычный посланник, но связи – штука могучая, так и стал он "специальным и личным", что на порядок повышает его статус, а потом, разве трудно Авелану или Рожественскому подмахнуть приказ "обеспечить и всемерно содействовать!", и дальше закрутилась бюрократическая машина… И слава Богу, что граф оказался настолько адекватным и порядочным, что не побоялся признаться, ведь выпятил бы губу и потребовал везти его, и наверно пришлось бы везти, а потом думать, как передать Макарову информацию… Интересно, как отреагирует эта мамочка. Когда узнает, что её чадушко в морском бою побывал? А чует моё сердце, что без этого не обойдётся…