Подойдя к Погорелому Городищу, король потребовал сдачи городка, здесь сидел воеводою князь Юрий Шаховской, который на требование сдачи отвечал королю:
- Ступай к Москве, будет Москва за тобою и мы твои, - и стал готовить гарнизон к бою, велел угостить незваных гостей огнем из всех орудий.
Король не решился осаждать Погорелое Городище, двинулся дальше и подступил под Волоколамск. В Рузе он остановился лагерем, а к Москве отправил тысячный отряд войска под начальством молодого Адама Жолкевского, с ним были отпущены двое русских: князь Данила Мезецкий и дьяк Грамотин, бывших в посольстве Филарета и Голицына, которые должны были уговорить московское войско признать Владислава царем.
Сигизмунд предусмотрительно захватил с собой в московский поход низложенного патриарха грека Игнатия. Ему предстояло короновать Владислава в Успенском соборе в Кремле, последнего пока король держал при себе.
234
* * *
После освобождения Москвы Минин и Пожарский поселились на Арбате в кельях
Воздвиженского монастыря, вблизи лагерей народного ополчения. Трубецкой поспешил занять лучшие помещения в Кремле: большой дворец, построенный для царя Бориса Годунова, куда для совещаний к этому кичливому боярину приезжал на совещание воевода ополчения.
Казаки Трубецкого по-прежнему никому не давали покоя, все требуя жалование, их не волновало, что всю казну во всех городах давно выгребли. Однажды они ворвались в Кремль, крича, что побьют начальных людей. Дворяне стали останавливать их, и едва между ними не дошло до боя. Что касается волнения казаков, то воеводам было не до них. Схватили каких-то подозрительных людей, оказалось, что это были вяземские дети боярские, отобрали у них грамоты. Из грамот узнали, что в Вязьме находится с войском король, весть об этом всех повергла в замешательство.
Положение Москвы было достаточно трудным, по обыкновению дворяне осенью
покидали полки и разъезжались по поместьям. Тотчас после освобождения Кремля Пожарский и Трубецкой обратились к городам с отчаянным призывом о присылке провианта, так как служилые люди заступили Москву, не щадя голов своих, а ныне они на земской службе помирают от голода.
Чтобы разрешить продовольственные трудности, воеводы не препятствовали разъезду дворян. За считанные недели из четырех тысяч дворян в Москве осталось не более половины. Роспуск части войск не разрешил трудности, столица не имела никаких запасов продовольствия на случай осады.
В октябре отряд Жолкевского подошел к столице. Сам Сигизмунд продолжал стоять в Рузе. Через своих послов он обратился с воззванием к московскому населению. Он вновь утверждал, что его войско несет России умиротворение и благоденствие. Это после трехлетней кровавой войны звучало, как издевательство.
Прислал король к Мстиславскому извещение о том, что он отпустит Владислава на царство, как только бояре пришлют к нему послов для договора. Королевское воззвание вызвало только возмущение и гнев, и не только у воевод, а у всего населения Москвы. Москвичи знали, что Сигизмунд давно растоптал Московский договор, он не выполнил обязательств Жолкевского насчет ввода войск и прекращения завоевательной войны. Его войска захватили Смоленск и северские города, московские великие послы томились в польских тюрьмах, теперь Сигизмунд предлагал прислать новых послов. Они не допустили возобновления изменчивых переговоров с захватчиками. Гонцы Владислава, явившиеся в столицу, были взяты под арест.
В городе упорно толковали о том, что члены Семибоярщины втайне готовы сдать королю столицу.
Взвесив все трудности, в которых находилось народное ополчение после тяжелых боев по освобождению Москвы, воеводы все-таки решили дать отпор врагу.
Когда отряд Жолкевского вплотную приблизился к Москве, то его встретили
235
мужественно, на защиту родного города поднялся весь народ, от мала до велика. Бой в Вагановке завершился отступлением королевского авангарда. При этой схватке был взят в плен поляками смолянин Иван Философов. Жолкевский велел спрашивать пленника, хотят ли москвичи королевича взять на царство, людна ли Москва и есть ли в ней запасы? Философов отвечал решительно, что Москва и людна, и хлебна, и все обещали умереть за православную веру, а королевича на царство не брать, то же самое Философов позже повторил и перед самим королем.