— Что случилось, Тонько?!
Гардист, увидев учителя, тут же отпустил мальчика, и тот моментально скрылся в люке, успев лишь крикнуть:
— Маленькая Анулька плачет!
— Тащи сюда вина! — приказал младший сержант своему подчиненному. Когда Ременар вышел, Кнехт обратился к Иванчику: — Ну как, были вы в погребке, пан учитель?
— У меня сломалась палка…
Кнехт подошел к давильному чану и вытащил из него дубинку, которой давят виноград.
— Подойдет? — спросил он, бросая ее Иванчику.
Учитель отпустил крышку люка, за которую держался, и, протянув руки, поймал дубинку. Потом с ее помощью добрался до середины комнаты и присел отдохнуть. "Наверное, она просто голодна", — подумал он о дочке и успокоился. А что Тонько прибежал за Цилькой, так это даже к лучшему. И он радостно улыбнулся: теперь Цилька в погребке не останется, а увидит его здесь и решит, что он тоже прибежал за ней из-за Анульки.
Наконец-то они будут вместе! Вместе пойдут в свой дом!
Цилька выскочила из погребка насмерть перепуганная. По лестнице она бежала бегом и теперь с трудом переводила дух. Тонько с книжками появился следом за ней.
— И ты, Янко, тоже пришел за мной? — спросила она, глядя почему-то не столько на мужа, сколько на дубинку в его руках. — Где это ты так перепачкался?
Под виноградной аркой они взялись за руки и вышли со двора на улицу. До самой Костельной супруги шли молча, думая каждый о своем. А ведь раньше за это время они успели бы уже раза три поцеловаться.
— Побежали, Янко! — вдруг предложила Цилька.
Они было пустились бежать, но Ян тут же остановился — нога болела невыносимо. Он отпустил руку жены. Однако Цилька не остановилась.
— Неужели ты меня не подождешь? — простонал он.
— Мне надо спешить! — крикнула Цилька.
— Вот ты какая!
— Не мучь меня, Янко! — И она припустилась еще быстрее.
В темноте под каштанами, стоявшими вдоль высокой каменной стены нового кладбища, громко и странно стучали ее деревянные каблучки. Ян до крови прикусил губу. У него на глаза навернулись слезы.
Над крышами и кронами деревьев висела безлунная, сверкающая звездами летняя ночь. Но внизу, под каштанами, словно в туннеле, лежала густая тьма.
— Тонько, не убегай, подожди меня! — послышался откуда-то издалека голос Цильки.
Учителя охватила злость на жену: неужели она не могла подождать его — своего мужа!.. Нет, если б она любила его по-настоящему, то не бросила бы! И в городской погребок не пошла бы! Могла бы сослаться на ребенка… Или на мужа… Ведь он только сегодня вернулся из больницы! Но какой уж тут муж — теперь все ее мысли о ребенке: то он плачет, то хочет есть, то никак его не успокоишь… "Ну что тут будешь делать, — подумал Ян, — нога не сгибается и ноет, жена бросила прямо на улице. Невеселая жизнь". Чтобы отвести душу, он изо всех сил ударил дубинкой по каштану.
Ян проковылял уже порядочное расстояние по темной улице, но у дома Бонавентуры Клчованицкого ему пришлось спрятаться за дерево: по мосту над Рачьим ручьем кого-то с руганью волокли, награждая затрещинами.
— Я тебе покажу солдата, шлюха! — неслось оттуда. — Ты у меня больше не будешь лизаться с этим голодранцем, потаскуха бесстыжая!
— О-о-о! — доносилось в ответ.
— Я твоего нищего ублюдка нянчить не стану, так и знай!
— Ой, мамочка!
Схоластику Клчованицкую в Дубниках называли святой ведьмой. Ян Иванчик про себя пожелал председательнице местного отделения Ассоциации католических женщин не одного, а сразу трех "нищих ублюдков", но юную Перепетую ему было жаль…
Схоластика дотащила дочь от моста до своих ворот и там принялась так стукать ее головой о калитку, что затрещали доски. Но этого ей показалось мало. Она повалила девушку на землю и стала обрабатывать ее руками и ногами, сопровождая побои бранью. Ян Иванчик с ужасом наблюдал это избиение. Перепетуя, пожалуй, получила от Схоластики не меньше, чем он два месяца назад от гардистов, если не считать бандитских ножей. Ох как хотелось ему выскочить из-за дерева и треснуть взбешенную фурию по толстому заду. Но вместо этого учителю пришлось получше спрятаться в листве. По мосту с топотом и гиканьем мчалась орава подростков. Остановившись сразу за мостом, они осветили Схоластику фонариком и осыпали ее такой бранью, что разъяренная председательница Ассоциации католических женщин бросила Перепетую и помчалась к мосту. Мальчишкам это доставило огромное удовольствие, а Перепетую избавило от избиения. Со вздохом девушка произнесла: "Ах, Винцек, Винцек!", поднялась с земли и с трудом вошла во двор.