— Она особенная, ты же видишь это. Вот почему ты изначально согласилась помочь мне. У неё были видения её подруги... у неё либо есть такая способность, либо она была избрана, чтобы обладать ею. В любом случае, это делает её исключительной. И вдобавок ко всему, она знала, что это за место. Она бродила здесь во сне. Она страдала здесь, Анна. Она была в ужасе от того, что ей придётся вернуться. Но она всё равно пришла. Она была готова отказаться от своего собственного вечного комфорта, счастья и безопасности, чтобы попытаться найти свою подругу.
— И это единственная причина, по которой ты ей помогаешь?
В повисшей тишине я напрягла слух. Мне самой до смерти хотелось узнать ответ на этот вопрос. Должно быть, он что-то ответил, потому что буквально миг спустя Анна продолжила говорить:
— Ты меня не обманешь. Уж тебе-то лучше знать, что нельзя так играть с огнём. И независимо от того, насколько она особенная, вы двое не сможете продолжать так вечно. Она скоро исчезнет. Что ты собираешься делать, если она не захочет сдаться? Ты собираешься связать её по рукам и ногам и оттащить в Святилище? Как далеко ты пойдёшь ради её спасения? Скольким ты пожертвуешь, прежде чем всё это закончится?
Я обхватила пальцами края койки, стараясь удержаться на месте и борясь с желанием прижаться ухом к двери.
— Мне пофиг, — сказала Анна через несколько секунд. — Я должна выбраться отсюда. Я собираюсь патрулировать на северо-западе, так что, по крайней мере, один из нас выполняет порученную нам работу.
Хлопнула дверь. Я откинулась на спинку койки и отвернулась к стене, чувствуя, как колотится сердце. Подтянула колени к груди и крепко зажмурилась.
Анна не скрывала своего нетерпения в обществе Малачи, но я не знала, насколько она расстроена. Она, явно, думала, что он совершает огромную ошибку, помогая мне найти Надю.
Дверь спальни со скрипом открылась. Послышались мягкие шаги. Малачи почти бесшумно опустился на колени рядом с койкой. Я затаила дыхание, гадая, коснётся ли он меня. Хотела, чтобы он прикоснулся ко мне. А потом он вздохнул, как будто проиграл какую-то битву в собственном сознании. Он рукой коснулся моей спины и пальцами отыскал кончик моей косы, где волнами скручивались свободные пряди. Он нежно погладил меня по волосам. Я позволила себе немного вздохнуть, оставаясь совершенно неподвижной, лицом к стене, улыбаясь и борясь со слезами одновременно. Когда я, наконец, подняла руку, чтобы вытереть глаза, он резко отстранился. Я повернулась и посмотрела на него.
— Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил он.
— Смущённой. Мне так жаль, что я так испугалась.
Я поднесла руки к глазам, желая заглушить вспышку воспоминаний, которая потрясла мой мозг.
Сквозь пальцы я увидела, как Малачи поднял руки с колен и снова опустил их, сжав кулаки. Казалось, он боится прикоснуться ко мне без прямого приглашения.
Я неуверенно протянула руку и взяла его за руку. Я разжала его пальцы и положила его ладонь на свою. Контакт был настоящим и тёплым. Это замедлило моё сердцебиение до приемлемого темпа. Я хотела большего. Мне хотелось забраться в него и там спрятаться.
— Я упала со скалы, — прошептала я и посмотрела ему в глаза. — Я приземлилась на камни. Я вспомнила это, когда увидела того парня, как он…
Я подалась вперёд, тяжело дыша, и уткнулась лбом в его колени и наши руки. Он обнял меня одной рукой, притягивая к себе, а потом подвинулся и просунул другую руку мне под колени. Он отнёс меня в гостиную, прижимая к своей груди.
Он сел на диван и усадил меня на колени. Я прижалась лицом к его шее, замедляя дыхание и сосредоточившись на тепле его руки, когда он переплел свои пальцы с моими.
Когда паника улеглась, я положила голову ему на плечо и запомнила резкие углы его лица, высокую переносицу, высоту лба, линию челюсти. Не слишком задумываясь об этом, я провела пальцами по его лицу. Как только моя кожа соприкоснулась с его, Малачи закрыл глаза и подался ближе к моей руке.
— Малачи, что случилось с тем парнем, который прыгнул? Ты сказал, что никогда не знаешь, где окажешься, если умрёшь тут...
Он наклонил голову и позволил мне запустить пальцы в его волосы.
— Я уверен, что он вновь появился у Суицидальных Врат. Всем кажется, что самоубийство — это побег, но это не так. Если ты убьёшь себя, то появишься у входа в город, и тебя тут же заведут обратно. Есть несколько граждан, которые беспрерывно совершают суицид, которые настолько поглощены своими проблемами, что не замечают того, что никогда не оказываются в каком-то новом месте; Стражи Врат узнают их, когда те шаркают обратно в город. Они вынуждены начинать всё сначала.
— Анна сказала мне, что Мазикины тоже получают шанс начать всё сначала, когда ты их убиваешь. Нет никакого способа избавиться от них навсегда?
Малачи взял мою другую руку и положил себе на шею, поверх шрама, оставшегося после его последней схватки с Джури.
— Сомневаюсь, что это случится во время моего дежурства. Единственный способ постоянно держать их подальше — это убедиться, что ни одного из них не осталось в городе. Пока один остаётся, они смогут привести других. За последние несколько десятилетий мы испепелили десятки гнёзд Мазикинов, но, как минимум, один из них, кажется, всегда ускользает, — его тихий смех был полон печали. — Может быть, они разгадали все мои трюки.
Я положила руку ему на грудь и сжала. Он так упорно боролся в течение столь долгих лет. И после всего этого он чувствовал, что потерпел неудачу. Как будто он оставлял свою работу незаконченной. Но это было нечестно. Очевидно, Мазикины находились в городе очень долго, имея в своём распоряжении тела самоубийц. Лёгкие жертвы, как называла их Анна. Но тут мне в голову пришла одна мысль.
— Послушай, ты же сказал, что ни один Мазикин никогда не пройдёт через Тёмную Башню. Почему бы тебе просто не бросать их туда?
Он прижал мою руку к своему боку, как будто хотел, чтобы я была ближе.
— Именно так Стражи и делали в течение многих лет. До тех пор, пока много лет назад я не допросил Мазикина, и та призналась мне, что убийство одержимого тела освобождает человеческую душу из царства Мазикинов. Но, что если навсегда заперев Мазикина в Тёмной Башне, я запру человеческую душу в царстве Мазикинов? Она будет обречена на вечное рабство и страдания? Я не мог себе представить, что позволю это, когда есть способ остановить это. Но не все согласились с этим. Я годами спорил об этом с Такеши, но он не прекращал практиковать это. Но после того как он... умер... я стал главным. Я запретил Стражам отравлять Мазикинов в башню.
Он искоса взглянул на меня.
— Конечно, они и сейчас так делают. Я наказываю их, если ловлю на этом, но я не могу быть везде одновременно. И именно поэтому я никогда не оставляю Мазикина в живых. Что, если я смогу освободить человеческую душу, и она сможет отправиться туда, куда ей суждено идти дальше?