- Да! Карьерист с тебя, как из куриного яйца страус.- Жена чмокнула его в щёку. - Был бы ты наглый, знакомства увесистые мог заводить, компромат на большое начальство мог бы кому надо вовремя подсунуть - тогда да. Тебя бы как «своего», надёжного, тащили бы по всяким верхотурам. Это называлось бы - человек щитом и мечом прошибает себе тропку на верх горы. А ты, Лёша, слава Богу, «тютя» у меня. Сейчас порядочных людей, которые локтями других не раскидывают по сторонам, чтобы первыми проскочить, так и зовут - «тютя». Лопух. И вот за то, что ты «лопух», а не «зверь» - я тебя и люблю десятки лет.
После ужина Гарусов полежал на диване, почитал «Известия», потом пошел к себе в комнату и позвонил Полетаеву.
- Привет, Витя! - сказал он бодро. - Как дела-то?
- Да как вчера, так и сегодня. Нормально, - Виктор засмеялся.
- А я днём тебя искал - не отвечал ты. И в кабинете не было, - Алексей Петрович тоже засмеялся.
- А чего искал-то?
Гарусов растерялся. Не придумал, гадство, заранее, зачем искал. Сплоховал.
- Да просто поболтать хотел, - продолжал смеяться Алексей Петрович, но Полетаев в тональность не въехал.
- Выпил, что ли? - спросил он лениво, - поговорить не с кем? Так, Лёха, у нас же с тобой насчёт общих тем, об которые можно языки почесать, глухо вроде. Сроду кроме улучшения статотчётов ни о чем не трепались.
- Ну, да… - Гарусов помолчал. – Вообще, могли бы и найти общую… Да ладно. Извини, что отвлёк. Будь здоров.
И медленно уложил трубку на старинный телефон, который жена случайно увидела в комиссионке.
- Ну, вот он как раз с шефом в Главк и ездил, - уже окончательно убедил себя Алексей Петрович. - Оно и хорошо. Дня через три и утвердят-назначат. И правильно. Стаж. Опыт. Образование. Солиднее меня раза в три. Деловые качества со знаком Качества.
И он улыбнулся удачной своей шутке. Стало легко и хорошо. Спокойно и даже весело.
- Надо же, бред какой. Что за бес там во мне голову изнутри скрёб когтями? С какого такого я вообще так неприлично завёлся?! Нет, и не было никогда у меня этого карьерного обострения. Клиника, чёрт! Психоз. Лечиться надо.
Дома у него тоже всегда в столе лежали бумаги, над которыми стоило больше подумать. В кабинете не получалось. Отвлекали. Он достал их, взял ручку с кнопками. Одна выбрасывала стержень с синей пастой, другая- с чёрной, а третья с красной. Посидел он в работе часа три. На толстой пачке отчета, пробитой степлером, он написал красным - «Кедровичу. Разобраться». А на десяти испещрённых цифрами страницах в тонком журнале после часового анализа твёрдо вывел: «Рассмотрение преждевременно».
На работу утром шел Гарусов в прекрасном настроении. И думал о том, что хорошо иметь в голове мозги, а не пучок ваты. Вот подключил ум вовремя и уже лишнего не наворочаешь. Глупостей всяких. И суетиться не будешь. Суетливость всегда выдаёт в тебе слабость и неуверенность. А Гарусов уже на все двести процентов был уверен, что сработается и с Полетаевым, да и вообще - с кем угодно, кто бы в тот кабинет ни сел.
Последние мысли шуршали в голове уже под утренний стук швабры.
- Деньгами сорить они мастера! Да! - ехидно утверждала Лидия Афанасьевна, совершая работу. - А чего не сорить, когда по сто сорок рублёв тебе дарят за отсидку задницей на стуле. Рубль вон! Цельный рубль на полу нашла. И кому отдавать, не спросишь. Все и прибегут. Потому себе заберу. А не сори впредь деньгами!!! Вот как!
Улыбнулся Алексей Петрович. Наивная и добрая душа была у этой шумной и с виду скандальной тётки. А она-то хорошая и даже милая. Всех нас любит и двадцать лет в нашей конторе полы драит. К другим не идёт. А пугает воздух она своим шумом от того, что жить ей интересно, а вот чем этот интерес обозначить конкретно, не догадалась и вряд ли догадается уже. Вот и реагирует на всё, что есть в природе, бурно да искренне. Как дитя малое.
- У Николая Денисыча всё обошлось, - крикнул он уборщице. - Теперь на поправку пойдёт.
- Ну, вот не зря, стало быть, я молилась за него и свечки ставила подле лика Божьей матери, - выпрямилась Лидия Афанасьевна. - К хорошему человеку и силы небесные по-хорошему. Пусть живёт. Чего туда торопиться? Нет там ничего. Тут всё. И хорошее, и гадостное.