Клубы пыли летели от пяток Треппа и Таргаша, пока они громыхали по Слоновой улице и нога в ногу заворачивали за угол Заячьего переулка. Толпа струилась сквозь ширящийся пролом в ограде из кактусов и гудящим роем неслась следом за парочкой, гоня ее вперед точно могучий гребень волны — две легких яхточки.
Одна смутная улица за другой мелькали у них под ногами, виляя и поворачивая, пока Трепп и Таргаш неслись к окраине города. Завернув за последний угол, они оказались перед башней из песчаника. Ее массивные ворота из пальмовых бревен были распахнуты. Почти ничего не видя из-за обильных потоков пота с горящих лбов, Трепп и Таргаш проскочили туда. Выбор у них был небольшой — взбесившаяся толпа славно об этом позаботилась.
Со всплеском сутаны и промельком пиджака они пушечными ядрами промчались сквозь приземистую башню с воротами. Где-то в затылках у обоих сидел один и тот же вопрос: как далеко их погонят разгоряченные граждане Аксолотля?
В облаке дикого рева толпа устремилась к башне с воротами, вздымая за собой длинный хвост пыли. Все глаза впивались в убегающую парочку.
Внезапно двое мужчин быстро выкатили из бокового проулка телегу и резко затормозили перед воротами, надежно их перекрывая. Кучер надежно закрепил вожжи и спрыгнул на землю, размахивая руками и громко звоня в колокольчик. Толпа мгновенно узнала характерную фуражку и соответствующую белую форму. Это были сотрудники Службы предвидения несчастных случаев и аварийных ситуаций.
Толпа резко подала назад, отчаянно сбрасывая скорость и со скрежетом тормозя.
— Извините, что испортили вам… гм… забаву, — сказал мужчина в белой форме, — но если бы вы продолжали в том же духе, вышел бы очень скверный несчастный случай.
Все знали о сотрудниках Службы предвидения несчастных случаев и аварийных ситуаций и об их сверхъестественной способности появляться в нужное время, чтобы подложить матрац под упавшего мойщика окон или врубить ручной тормоз у бесхозной телеги, внезапно тронувшейся с места на самом верху крутого спуска. Но очень немногие реально их видели. Почти все, что широкие народные массы о них знали, был их девиз: «Быстрое предвидение лучше долгого лечения».
Толпа беспокойно шаркала ногами, пока два милостионера спасались бегством по узкому деревянному мостику.
— Еще раз прошу прощения, — извинился провидец. — Если бы я позволил вашей ораве прогрохотать по тому мосту, все вы в итоге составили бы весьма скверную кучу на дне расщелины. Древесина гнилая, видите? Подпорки нипочем бы вас всех не выдержали.
Мужчина в тоге гневно протопал вперед, все еще топорщась шипами кактусов.
— Меня, — прорычал он, — хотя бы меня пропустите! Я должен этому мошеннику хорошенько накидать по рогам…
— Извини, приятель, никак нельзя. Слишком рискованно.
— Что-о?
— Твои костяшки. Они будут сущей кашей после того, как ты закончишь с этим парнем. Не говоря уж о том вывихе левого колена, который ты получишь, когда он тебя толкнет. Нет-нет, никак не могу тебя пропустить. Тебе потом на лечение потребуется больше моей месячной зарплаты. А теперь прошу расходиться. Мы должны поспеть к одной маленькой принцессе. Чтобы она свой пальчик некстати веретеном не уколола.
— А если вы вовремя туда не поспеете? — прорычал мужчина в тоге. Иглы кактуса дружно вибрировали, сочувствуя его нарастающему расстройству. — Она что, уснет на сотню лет, пока прекрасный принц ее не…
— Подрасти, приятель, — пренебрежительно отмахнулся провидец. — Она получит столбняк. Веретено ржавое, понимаешь? А теперь давайте, ребята, расходитесь. Быстрее. Я никому не хочу отдавить пальцы на ногах… — с этими словами он вскочил на телегу, его напарник щелкнул вожжами, и они понеслись прочь.
Толпа поохала, поахала и разошлась. Все раздраженно поклялись, что в следующий раз непременно наденут боксерские перчатки и жесткие наколенники.
Уже одолев приличный отрезок вниз по склону горы, Брехли Трепп первым заметил отсутствие погони, в ужасе оглянувшись через плечо. Считанные секунды спустя он задыхающейся грудой рухнул на землю, трогательно дрожа от облегчения.
Таргаш встал, упершись руками в колени, и попытался отдышаться, пока пот продолжал стекать по его лицу.
— Блестяще! — прохрипел он. — Просто блестяще! Весь товар — псу под хвост! И никаких денег!
— Я тут не виноват, — пролепетал Трепп.
— Почему вы не сказали, что каждую неделю туда ходите?
— Ох, лучше не спрашивайте, — откликнулся проповедник между двумя могучими глотками воздуха.
— Ну ладно, раз так, значит так. Конец контракту. Больше вы от меня работы не получите, а как только я вернусь обратно в контору, тут же возбужу против вас судебное дело.
— Нет-нет, вы не можете…
— Очень даже могу. Попробуйте только меня остановить. Я требую полного возмещения за утраченные товары. А теперь отдайте ваш кошелек! — прорычал Таргаш. Угрожающе багровая физиономия немало подкрепляла его слова. — Можете это считать частью возмещения.
Проповедник неподвижно лежал на земле.
— Ну давайте же! — Коммерсант нагнулся и схватил Треппа за сутану. Пальцы его побелели, когда он плотно затянул воротник.
— Прекратите! Вы меня душите…
— Кошелек!
Еле дыша, Брехли Трепп опорожнил свои карманы. Таргаш схватил небольшой мешочек с наличностью и взвесил его на ладони.
— Ладно, сгодится, — прохрипел он. Затем, отступив назад, коммерсант подобрал хорошую палку и со значением ею покачал. — Значит, так, — процедил он. — Я спускаюсь вниз по горе, а вы остаетесь здесь на тот случай, если толпа все-таки решит за нами последовать. Если я хоть краем глаза по дороге вниз вас замечу, вы у меня вот эту штуку испробуете, понятно?
Кончик палки закачался в дюйме от кончика носа Треппа.
Заведующий отделом сбыта Нужного Белья испустил еще один гневный рык, а затем с несчастным видом отправился вниз по склону горы, изрыгая проклятия всякий раз, когда он думал еще о трех сутках передвижения пешедралом и полной тщете всех этих усилий.
Как обычно, «Манна Амброзия» была упакована под завязку. Все места за всеми столами были заняты, и бокалы стремительно опустошались. В шумной атмосфере небесной пиццерии предупредительно порхали официантки.
— Сюда, сюда, любезная, еще кружку моего любимого, уж будь ангелочком, — невнятно пробурчал Алкан, перегибаясь через спинку кресла и протягивая здоровенную кожаную кружку. Официантка недовольно фыркнула и пропорхала к нему по-над дощатым полом, сжимая в руках массивный кувшин.
— Почему ты так упорно употребляешь эту гадость? — опять принялся насмехаться Огдам с соседнего стола на козлах. У него за спиной с голой гипсовой стены на Алкана издевательски скалилась фреска с двумя херувимами. — Это вино куда лучше. И для твоей талии, между прочим.
— У тебя свои предубеждения, — ворчливо отозвался Алкан, когда ангельская официантка плюхнула в его кружку добрый галлон. — Куда тебе деваться? А мне нравится моя талия. Я уже многие годы ее культивирую. Она демонстрирует мою подлинную приверженность самому себе. — Он с довольным видом похлопал себя по обширному брюху и ухмыльнулся. Официантка огладила свой фартук и упорхнула к другому манящему ее едоку.
— Какая жалость, что ты куда меньше внимания уделяешь культивированию верных гуртов своих приверженцев, — усмехнулся Огдам, чей поистине выдающийся нос загибался прямо в кубок с вином.
Сделав длинный глоток, Алкан, божество, ответственное за эли, опять ухмыльнулся.
— А у тебя только эта мысль в мозгах и сидит, верно?
— Эта мысль, мой дорогой Алкан, и у тебя должна всегда сидеть в мозгах, причем на самом почетном месте. Как еще можно надеяться продвинуться по служебной лестнице, если не путем увеличения числа приверженцев? Разве ты не хочешь за Верхним Столом обосноваться? Где еще лучшая чесночная манна и пицца? А резные хрустальные графины? И где еще скатерть раз в месяц меняют? Не говоря уж о самых аппетитных во всем Аррае официанточках. — Огдам бросил испепеляюще-завистливый взгляд на семь божеств за Верхним Столом, отлично зная, что кое у кого из них дела в этом месяце идут неважнецки. Однако в голове у него гудел один-единственный вопрос. Обеспечил ли он достаточно обращенных в его алкогольную тематику, чтобы оказаться там — и уже сегодня есть и пить за Верхним Столом?