— Не верю…
— Я сам не верю… Но я же видел, вот этими глазами видел, как мой добрый друг сначала был придавлен конём, затем в него вонзилась стрела, а потом он сорвался в пропасть… Всё это ужасно, дитя моё, но такова жизнь. Каждый день я молюсь о душе Ван Хеля…
Изабелла покачала головой, повернулась к Шарлю спиной и скрылась за дверью. Толстяк растерянно потоптался перед домом, развёл руками и побрёл вдоль улицы к харчевне, где он снял комнату.
— Разве можно понять женщину? — спрашивал он несколько раз себя, останавливаясь и оглядываясь. — Да, мне тоже жаль, у меня тоже болит душа, однако я принимаю данность. Зачем нелепое упрямство? Или это не упрямство?
Ближе к вечеру он вновь отправился к Изабелле, но никто не отозвался на его стук в дверь. Несколько прошмыгнувших мимо людей подозрительно покосились на его потрёпанную монашескую рясу.
— Не мешайте им, святой отец! — рявкнул с противоположной стороны краснолицый мужик с сальными седыми волосами. — У них большое горе!
— Что? — Шарль поправил на животе верёвку, заменявшую ремень.
— Беда случилась. Изабелла скончалась. — Мужик перекрестился. — Упокой Господь её душу.
— Что? — не понял Толстяк. — Вы что-то путаете, любезный.
— Перепутаешь тут! Её принесли домой часа два назад, всю в крови, уже бездыханную.
— Принесли? Не может быть! — Толстяк перекрестился. — Когда? Я же только что разговаривал с ней…
— Это вы путаете, святой отец, — седовласый собеседник Шарля снял с двери навесной замок и принялся разбирать его, усевшись на лавку.
— Ну не только что, конечно, а утром.
— То-то и оно… Утром Изабелла была жива, а теперь её нет. Разбилась.
— Разбилась?
— Бросилась с городской стены.
— С городской стены… — эхом отозвался Шарль.
— Головой вниз, — продолжал рассказывать краснолицый, громыхая железом.
— С городской стены… Она упала? Сорвалась?
— Сама бросилась. Это видели и служанка, и многие, стоявшие рядом. Она выкрикнула какое-то имя, назвала его своей любовью.
— Ах вот оно что…
— А вы чего шляетесь, святой отец? Чего вынюхиваете? Зачем вы здесь? — ворчливо спросил краснолицый и отложил замок.
— Я пришёл проведать, хотел поговорить… Я уже был утром…
— Из церкви приходил настоятель и отказался отпевать Изабеллу. Вы тоже будете читать им проповеди о несмываемом грехе самоубийства? — Краснолицый мужик угрожающе поднялся и шагнул к Толстяку.
Шарль испуганно отпрянул и ударился плечом о дверной косяк.
— Она здесь? — спросил он, кивая на дверь.
— А где ж ей быть?
Шарль поспешно толкнул заскрипевшую дверь и нырнул внутрь. На лестнице было темно. Со второго этажа доносилось чьё-то бормотанье. Тусклый предвечерний свет едва давал возможность разглядеть ступени.
— Кто там? — появился на втором этаже сутулый человек с коротко остриженными волосами.
— Да хранит вас Господь, — отозвался Шарль.
— Что вам угодно, святой отец? — грубо спросил мужчина, подёргивая небритым лицом.
— Вы отец Изабеллы?
— Да. Чего надо?
— Позвольте я приготовлю вашу дочь к последнему пути.
— Вам известно, что она наложила на себя руки?
— Это был шаг отчаянья, сударь.
Отец Изабеллы перекрестился и всхлипнул.
— Какой ужас, какое горе… и какой позор! — прошептал он.
— Не вините вашу дочь ни в чём.
— Самоубийство! Смертный грех! — Мужчина обеими руками закрыл лицо и закачался.
— Прошу вас, сударь, не надо так.
— Из церкви приходили, — глухо отозвался отец Изабеллы. — Пригрозили, что не будут отпевать её и не позволят похоронить Изабеллу на городском кладбище. Сказали, что не разрешат никому из священников даже прочитать молитву в нашем доме! Как же так! Разве это справедливо? А где же всепрощение? А кто же заступится за мою доченьку, если не Церковь? Почему вы отворачиваетесь от нас в трудную минуту?
— Я не отворачиваюсь, сударь. Как я уже сказал, я здесь, чтобы подготовить вашу дочь к последнему пути.
— Правда? — Отец Изабеллы быстро спустился по лестнице, громко стуча башмаками по шатким деревянным ступеням. — Но вы… вы и впрямь готовы… отпустить ей грехи?
— Не беспокойтесь, сударь, — мягко проговорил Толстяк, — я всё сделаю.
— Сюда, идите сюда… Она здесь… Несчастная моя красавица… Доченька моя… Как же она могла… Как осмелилась… Ведь ужас-то, ужас… Умоляю, сделайте так, чтобы её приняли. Нельзя, чтобы она маялась на том свете…
— Всё будет хорошо, — забормотал Шарль, невольно проникаясь тревожным волнением поникшего от горя родителя. — Всё будет хорошо…