Медленно я опускаюсь на колени перед Сэйнтом.
Плитка холодная и жёсткая. И еще сильнее болит там, где я поранила колено, когда упала в лесу. Но я уже разделась догола и позволила ему запереть меня здесь, так что нет смысла притворяться, что я этого не хочу.
Точно так же, как я не могу отрицать, что впервые я была взволнована, наблюдая, как мужчина в маске охотится на девушку в кинотеатре. Сэйнт, может быть, и заставляет меня взглянуть в лицо этим реалиям, которые я похоронила, но он не тот, кто подбросил их. Он проливает свет на секреты, от которых я убегала.
Истины, которым я подчиняюсь в этот момент.
Единственная лампочка, освещающая комнату, заслонена возвышающимся надо мной Сэйнтом. На его мрачном лице почти светится веселье от моего послушания.
— Очень хорошо, котенок. — Он протягивает руку и касается моей челюсти большим пальцем. — Кое-кто проявляет любопытство.
Да. Я хочу ответов - от его братства и от него самого. Я хочу проверить свои возможности и посмотреть, достаточно ли я сильна, чтобы пройти через это.
— Какое отношение мое обнаженное тело имеет к Сигма-Син?
— Все. — Отступая назад, он тянется к краю своей футболки и снимает ее, открывая мне твердый вырез своей груди.
У него сплошные мускулы, и мой взгляд блуждает по глубоким бороздкам, ведущим вниз к его джинсам.
Однажды, когда я попыталась снять с него рубашку, он остановил меня, и теперь я знаю почему. На его груди, под ключицей, семь следов. Шесть из них - это зажившие шрамы, но седьмой порез свежий, красный и зловещий. Разорванная кожа все еще заживает, и, судя по всему, это, должно быть, произошло на прошлой неделе.
— Я говорил тебе, что эта комната - место для суда. — Сэйнт отбрасывает свою футболку в сторону. — И чтобы правильно судить кого-то, нужна правда. Уязвимость.
Сэйнт обходит меня кругом, задевая мою челюсть, когда проходит мимо, заходит мне за спину и запускает пальцы в мои волосы.
— Ты сейчас чувствуешь себя уязвимой, Вайолет?
Я киваю, прикусывая язык, когда у меня возникает так много вопросов. Мне удалось заманить его сюда, и если я хочу, чтобы он открылся, я должна быть готова выслушать.
Сэйнт наклоняется сзади, проводит рукой вниз по центру моего горла, между грудью, задевает пальцем вершинку моего соска, а затем отстраняется.
— Хорошо. — Он продолжает кружить, пока снова не оказывается передо мной. — Есть причина, по которой Дом Сигмы не принимает много новых посвященных каждый год. Мы разборчивы в выборе. Мы должны знать, что они подходят друг другу, и они будут соблюдать осторожность.
Он ухмыляется, и это намекает на все слухи, которые я слышала о Сигме Син. Я понимаю, почему конфиденциальность была бы преимуществом, когда большая часть того, что они делают в тени, вероятно, незаконна.
— Но даже после того, как кто-то выбран, он все равно должен пройти посвящение. — Сэйнт прижимает руки к отметинам у себя на груди. — Нужно пройти семь испытаний, чтобы стать наследием Дома. Но ты становишься членом после первых четырех.
— Я никогда об этом не слышала, — признаюсь я, не то чтобы я много знала о секретах, которые живут за этими стенами.
— Так и есть. Потому что люди, которые говорят о вещах, которых им не следует делать, не живут достаточно долго, чтобы вдаваться в подробности.
Я сжимаю губы, тяжело сглатывая от его выбора слов. Мое дыхание учащается, когда я пытаюсь осознать все, что говорит мне Сэйнт.
— Это то, что случилось с Алексом? — У меня сжимается в груди при мысли о брате Пейшенс, молча сидящем в психиатрической палате.
Сэйнт качает головой.
— С Алексом произошел несчастный случай.
— Ты говоришь так, будто в этом нет ничего особенного. Он не разговаривал годами.
— Я в курсе. — Он наблюдает за мной. — Все равно это не меняет того, что это был...
— Несчастный случай. — Я верю в это из своих уст не больше, чем в его.
Но его взгляд - предупреждение не давить на него прямо сейчас, поэтому я оглядываю комнату и меняю тему разговора.
— Что это за испытания?
— Откровения, — отвечает Сэйнт, как будто это может быть что-то святое. — У каждого есть слабости, и у каждого есть сильные стороны. Вещи, которые могут быть использованы для нашего блага, и вещи, которыми могут воспользоваться другие. Испытания помогают человеку узнать, что находится внутри него. И, в свою очередь, они раскрывают их всему Дому.
— Чтобы вы могли держать участников в узде и использовать это против них?
Сэйнт пристально наблюдает за мной.
— Иногда.
По крайней мере, он не лжет мне, даже если его честность вызывает тревогу, учитывая то, в чем он признается.
— Почему семь?
— Мы рождаемся от греха. И через грех мы раскрываемся. — Он ухмыляется, глядя на меня сверху вниз, и повторяет фразу, которую сказал, когда мы только приехали сюда. — Так мы структурируем испытания. Проверка нашей терпимости с помощью вещей, которые ломают большинство людей. Гордыня, жадность, гнев, похоть, зависть, чревоугодие, лень. Наши основатели были поэтами.
Или больными... Но я не осмеливаюсь, так сказать.
— Испытания всегда одни и те же? — Спрашиваю я.
— Нет. — Он качает головой. — То, что работает с одним человеком, не работает с другим.
Это ужасающая мысль. Они не только пытают своих посвященных, чтобы выявить их слабости, но и находят особые способы сделать это.
— Хочешь знать, в чем твоя слабость, Вайолет?
— Нет. — Я качаю головой, но когда его глаза загораются, когда он смотрит на меня сверху вниз, я знаю, что он все равно ответит на свой вопрос.
— Похоть.
— Как? — Мое лицо щиплет. — Я была девственницей, когда мы...
Я прикусываю губу, и он ухмыляется.
— Трахнулись, — заканчивает он мое предложение, и я чувствую, как мои щеки заливает жар. — Именно. Ты была. Потому что ты достаточно умна, чтобы знать, какая тьма скрывается внутри тебя. И ты не могла доверять себе в этом, пока не нашла меня.
Возможно, он прав.