- Я думала, ваша мать была датчанкой.
- Да. Жена моего отца не была моей матерью. Моя мать, Жизела, была восемнадцатилетней датской пианисткой, которая приехала в Нью-Гемпшир, чтобы поступить в консерваторию. Но ее стипендия покрывала только обучение. Ей нужно было где-то жить. Ее наняли в качестве няни для моей сестры. Жена отца едва не умерла во время родов Элизабет, и только экстренная гистерэктомия спасла ей жизнь. Она стала бесплодной. А отец хотел сына. У него была дочь и никакого шанса на продолжение рода. Он был жестоким человеком до того инцидента. А после, стал монстром.
- Что он сделал?
- Он изнасиловал мою мать.
Элеонор ахнула. Она подняла голову и посмотрела на Сорена, но его лицо было пустым, а глаза лишены всяких эмоций.
- У нее появились вы.
- Да. Не знаю, было ли это намеренно, изнасилование мамы, чтобы она родила ему сына, которого не смогла родить жена. Намеренно или нет, это произошло. У нее появился я, и она назвала меня Сореном, семейным именем. Отец назвал меня Маркусом, в честь себя.
- Вы поэтому ненавидите имя Маркус?
- По многим причинам. Мама хотела сбежать и сбежала бы, но она любила Элизабет как собственного ребенка и не могла оставить ее с отцом, не могла оставить ее незащищенной. Поэтому она осталась в этом доме. Отец притворялся, что ее не существует. Это был единственный способ сохранить мир с женой, ревнующей к красивой датской девушке, которая заботилась о ее ребенке. Думаю, отец ждал чего-то, ждал увидеть во мне что-то. И увидел.
- Что?
- Я заговорил на шесть месяцев раньше, чем сестра. В два я начал играть на фортепиано. Я быстро усваивал новое. Отец решил, что я показал достаточно признаков высокого интеллекта и заслужил быть законно признанным сыном. Я достаточно угодил ему, что он дал необходимые взятки и изменил документы о рождении. Его жена стала моей «матерью», а он - моим отцом.
- А я думала, что у моих родителей был трудный брак. Что случилось с вашей мамой?
- Когда мне было пять, меня отослали в закрытую школу в Англии, а маму без промедления уволили, и она вернулась в Данию. Мы долго не видели друг друга.
- Как долго?
- Тринадцать лет.
Глаза Элеонор наполнились слезами из-за грусти в голосе Сорена.
- Тринадцать лет...
- В школе мне было сложно. Я знал, что во мне что-то изменилось. Мой отец видел это. Я видел это.
- Видел что?
- Каков отец, такой и сын, Элеонор. Я был... я садист. Я получаю высочайшее наслаждение в причинении самой страшной боли.
Он молчал достаточно долго, чтобы его слова достигли Элеонор. Она ощутила, как они проникли в ее тело, в ее кровь, словно какое-то магическое заклинание, предназначенное превратить ее из девушки в другое существо. Она позволила им ее изменить.
- Продолжайте.
- Мальчики в школе боялись меня. Даже обычная игра в футбол могла превратиться в кровавую, если я терял контроль. Я ушел глубоко в себя. Я научился дистанцироваться. Я хотел сделать им больно, но не хотел навредить. Я был волком на поводке, и этот поводок был в моих руках. Однажды ночью, когда мне было десять, волк сорвался с поводка.
Элеонор задрожала от его слов.
- Что произошло?
Сорен слегка улыбнулся.
- Ты читала «Повелителя Мух»?
- Да, в школе.
- Эта книга - четкое описание того, какими были мальчики в моей школе. Просто перенеси их с острова и засели в школу.
- Вы были Джеком? - поинтересовалась она, вспоминая самого жестокого мальчика.
- Нет. И не Ральфом. Я почти был Саймоном.
- Саймон один из тех, кого убили, верно? Вы не мертвы.
- Потому что я сражался. В десять я пошел в другую школу. Большинство учеников-лидеров в школе, старосты, были хищниками - сексуальными хищниками. Круг насилия начался несколькими годами ранее и навсегда увековечил себя. Когда мальчики были первогодками, их использовали старшеклассники. Когда наступал их черед быть на верхушке иерархии, они вымещали свою месть на младших. В школе ты или хищник, или жертва. Самый скандально известный староста пришел за мной. Он не дожил, чтобы успеть пожалеть об этом решении.
- Дожил? То есть...
- Среди ночи он подошел к моей кровати в комнате общежития, которую я делил с еще тремя мальчиками. Он стянул простыни и закрыл мне рот рукой. Десять минут спустя его кровь окрасила пол.
Элеонор онемела. Она даже не могла просить его остановиться или продолжить.
- Он скончался шестью неделями позже. Он так и не вышел из комы, в которую я его отправил.