Я с силой отталкиваюсь от четвертой ступеньки и всем весом обрушиваюсь на оглушенного верзилу, который тупо ворочается на каменных плитах первого этажа. Под ударом обеих ног его грудная клетка жалобно хрустит, изо рта фонтаном хлещет кровь, глаза мгновенно стекленеют. Первый готов. Какое-то мгновение я ищу взглядом иуду-секретаря, мечтая носком сапога попробовать на прочность его височную кость, но Луи, проявив чудеса ловкости и расторопности, одним прыжком укрывается в нише за каменной статуей. Забился так, что оттуда его и ломом не выковырнешь. Сзади горной лавиной грохочут по ступеням опомнившиеся воины, а потому я, плюнув пока на Луи де Конта, в прыжке ловко продеваю ноги меж спутанных запястий, и связанные руки оказываются передо мной.
В душе я громко смеюсь над неумехами, не знающими азбучных истин. Руки за спиной надо связывать в локтях, все прочее – жалкий паллиатив. Разбежавшись, я головой вперед прыгаю в окно, с праздничным звоном лопается стекло, рассыпаясь градом острых осколков. Да плевать мне на порезы, главное – целы глаза. Я приземляюсь на выставленные руки и, ловко перекатившись, вскакиваю на ноги. Пулей лечу к ближайшей лестнице, что ведет на крепостную стену, окружающую замок, сзади что-то вопят отставшие конвоиры. По каменным ступеням я взлетаю на самый верх, навстречу, широко расставив руки, кидается какой-то воин, на лице – усердие и тупая решимость остановить беглеца. Что ж ты, боец, бросил вверенное тебе оружие? Тебе зачем копье в руки дали, тупица? Для того и приделали двухметровое древко к поблескивающему тяжелому наконечнику, чтобы ты врага мог на расстоянии поражать, в полной для себя безопасности. А ты решил сократить дистанцию, справиться со мной голыми руками, рукопашник хренов... Что ж, я не против.
Пинком в грудь я отбрасываю воина назад, с истошным криком тот валится со стены наружу, в город. Вот потому мирные граждане и недолюбливают армию, что вечно у военных творится не пойми что. То на танке поедут за пивом, то атомную бомбу потеряют, то рухнет с неба какой-нибудь подарочек. Приземляется неудачник с таким чавкающим звуком, что я сразу догадываюсь: не учили его правильно прыгать с высоты и, похоже, уже не научат. Наука эта немудреная, но требует определенной сноровки. Не медля ни секунды, я прыгаю на дергающееся в конвульсиях тело. Хоть стена и не высока, всего-то метра четыре, приземляться лучше на мягкое, а не на булыжную мостовую.
Я бегу по городской улице что есть сил. Видок у меня еще тот! Волосы всклокочены, глаза горят, одежда порвана, руки связаны перед собой, вдобавок измазан кровью с головы до ног. Благо сейчас ночь и улицы пусты, а то мог бы сделать заикой ребенка или нервную барышню. На небольшом отдалении тяжело бухают сапогами воины герцога Алансонского. Хорошо бегут, темп держат. Упорные они ребята, хвалю. Вот только истошно кричат, сбивая дыхание, эдак их надолго не хватит, запыхаются. Да и ненужное мне внимание привлекают громкими воплями.
Из переулка навстречу важно выезжает какой-то всадник. Завидев меня, с готовностью пускает лошадь наперерез, в его руке покачивается длинное копье. В последний момент я уворачиваюсь от удара и, ухватив коня под уздцы, громко ору ему в самое ухо. С истошным ржанием жеребец встает на дыбы, а всадник, не удержавшись, вылетает из седла. С приземлением, разиня!
Я вскакиваю в седло, разворачиваю упрямящегося жеребца, тот с места пускается в галоп. Сзади раздаются громкие крики, ржание лошадей, топот копыт. Оглянувшись, я понимаю, что мне «повезло» наскочить не на одинокого полуночника, а на конный патруль. Теперь по спящим улицам ночного Суассона следом за мной несется целая кавалькада. Впереди скачут трое всадников, плетьми и шпорами подбадривая коней, следом за ними хромает бывший владелец моего жеребца, последними бегут громилы герцога Алансона.
Добытый мной жеребец явно лучше, чем кони несущихся по пятам преследователей, оторваться от погони – дело нескольких минут. Я растворюсь среди извилистых улочек, бесследно исчезну в сонной тиши переулков, затаюсь до утра, пока не откроют городские ворота. В общей суматохе, которая поднимется при выводе войск, я без труда смогу выбраться из Суассона и к обеду уже доберусь до Компьена, где доложу обо всем графу Танги Дюшателю. Начальник королевской охраны как-нибудь да управится с заговорщиками!