Я подхожу ближе к фонтану и замечаю темную тень, возвышающуюся среди деревьев.
— О. Это ты.
— Привет.
Яков в униформе — всегда неприятное зрелище, но на него она почти не похожа. Его рубашка расстегнута, верхние пуговицы расстегнуты, а татуировки, покрывающие руки и грудь, делают его похожим на преступника, а не на студента.
Я опускаю глаза и поворачиваюсь к Захаре.
— Может, мне зайти попозже?
— Нет, нет. — Она поглаживает сухой мох на бортике фонтана. — Мы просто ненадолго займем место Фидо для курения.
— Я могу вернуться позже, — жестко говорю я. — Как только ты останешься одна.
Она хмурится и переводит взгляд с меня на Якова. — Ты не хочешь, чтобы он был здесь?
— Я не хочу, чтобы все, что я тебе скажу, сразу же вернулось к моему отцу, нет. — Я холодно улыбаюсь Якову. — Думаю, достаточно моих личных дел уже вернулось в Россию, нет?
— Не знаю. — Он пожимает плечами. — Не был там с октября.
— Он ничего не скажет твоему отцу, — говорит Захара. — Он никогда бы этого не сделал.
— Он шпионил за тобой для Зака, не так ли? Почему ты думаешь, что он не будет шпионить за мной?
— Это другое дело, — говорит Захара. Хмурое выражение ее лица одновременно удивляет и огорчает. — Я не понимаю. Что ты хочешь сказать?
— Спроси его, — говорю я.
Яков медленно моргает на меня. Его узкие черные глаза ничего не выдают. Его выражение лица остается совершенно нейтральным. Он посасывает сигарету и выдыхает густые клубы дыма.
Когда он наконец заговорил, его глубокий голос был спокоен. — Ты думаешь, я настучал твоему папе?
— Что ты имеешь в виду? — Захара переводит взгляд с Якова на меня, теряясь. — О чем настучал?
— Ты знаешь, о чем, — говорю я Якову.
Его взгляд остается пустым.
— Мы с Закари, — выплевываю я. — Что мы сделали. Твое глупое, отвратительное, женоненавистническое пари.
— А, — говорит Яков. — Вы двое трахались, да?
— Что? — Голос Захара — это скандальный писк. — Вы двое занимались сексом? Когда? Я имею в виду, слава богу, потому что смотреть на это было уже утомительно, и… ох, я так рада это слышать, не в жутком смысле, а потому что вы двое такие идеальные, но… — Она снова поворачивается к Якову. — О каком пари она говорит?
— Не притворяйся, что ты не знал, — говорю я Якову.
— Я не знал. — Он равнодушно пожимает плечами, как будто ему все равно, верю я ему или нет. — Зак сказал мне, что вы двое ничего не делали. — Он разражается рычащим смехом. — Лживый ублюдок.
— Я бы с удовольствием тебе поверила, Яков. — Мой голос ломается от правды, от того, как отчаянно я хочу ему верить. — Но если ты не знал, то как мое имя оказалось в твоем списке?
Его нейтральное выражение лица наконец-то ломается. — В каком списке?
— В твоем дурацком списке для твоего дурацкого пари!
— Какого пари? — восклицает Захара.
— Он и его друзья — так называемые Молодые Короли. Они заключили это ужасное пари в конце 11-го класса, что переспят с каждой девушкой в нашей группе. И они внесли мое имя в этот список после того, как я… после того, как я переспала с Заком.
Яков отталкивается от дерева, к которому он прислонился, и отрывает сигарету от губ, чтобы заговорить.
— Всем плевать на это пари. Всем. Эван каждую минуту одержим этим своим префектом. Сев влюблен в свою красивую невесту и не может говорить ни о чем другом. Лука вынужден уходить из кампуса, чтобы переспать, потому что все девушки здесь его боятся. Мне, конечно, плевать на это гребаное пари. А Закари — ха! — Он заливается смехом. — Он любил только тебя, хотел только тебя. Он трахал тебя не ради пари. Он трахал тебя, потому что поклонялся земле, по которой ты ходишь. И когда он это сделал, он солгал об этом мне и ни слова не сказал остальным. Если твое имя есть в этом списке, то это потому, что Лука — садистский кусок дерьма с нездоровым чувством юмора, и он, вероятно, просто надеялся, что вас двоих это заебет. — Он сминает кончик сигареты, гася ее, и засовывает за ухо. — Печально видеть, что это сработало. — Он засовывает руки в карманы и выпрямляется. — Закари трахнул тебя и держал это в секрете, потому что он скорее умрет, чем причинит тебе боль. Если твой дрянной отец и узнал, то не по его вине. Он не рассказал ни одной живой душе. Можешь ли ты сказать то же самое?
И с грубым, резким смехом он качает головой и уходит, исчезая за поникшими ветвями ивы. Я смотрю ему вслед, сердце колотится, в голове пустота.