— Если бы вы поняли миф о Прометее, вы бы поняли, почему смерть — это победа.
Ее голос тихий, едва ли выше ропота. Я поворачиваю голову, застигнутый врасплох.
— Я понимаю миф о Прометее. Я просто не уверен, что Байрон понял его.
— Вы думаете, что лучше понимаете миф о Прометее, чем один из самых влиятельных поэтов романтического движения?
— То, что кто-то влиятелен, не означает, что он обязательно был более проницательным или умным, чем все остальные. Посмотрите на наше общество сейчас. Сколько у нас влиятельных людей? Доверились бы вы их мнению по поводу мифа о Прометее?
Она поднимает глаза, наконец-то встретившись с моим взглядом. Ее глаза холодны, а лицо слегка нахмурено, что заметно по двум крошечным бороздкам между бровями.
— Ты действительно сравниваешь Байрона с влиятельным человеком? — спрашивает она.
— По сути, он таким и был. Мы помним его таким, каким помним, только потому, что в свое время он был эквивалентом рок-звезды. То, что все хотели с ним переспать, не делает его умницей.
— Тогда что же делает им тебя? — говорит Теодора. — Раз уж ты так хорошо знаешь миф о Прометее?
— Я никогда не говорил, что хорошо его знаю. Я просто не всегда согласен с интерпретацией, что для Прометея смерть была бы победой.
— Это потому, что ты четырнадцатилетний мальчик. Идея бесконечности не укладывается у тебя в голове, не говоря уже о бесконечности, проведенной под пытками.
Я откидываюсь в кресле, сузив глаза. Часть меня забавляет ее строгость. Часть меня раздражает, что она свела всю сложность моего существования и личности к тому, что я всего лишь "четырнадцатилетний мальчик".
— Идея вечности не укладывается в моем сознании из-за моего юного возраста и отсутствия опыта — как же она укладывается в твоем? — Я улыбаюсь ей и наклоняю глаза. — Что же ты за существо, Теодора, что выглядишь на мой возраст, но живешь намного дольше меня?
Она застывает в своем кресле, но ее голос тщательно выверен, когда она говорит.
— Это не то, что я говорю. И способность мозга понимать определенные концепции не обязательно связана с возрастом — это было просто упрощение. Я пыталась сказать, что, по-моему, есть стадия сознания, когда человек может понять, почему смерть может быть победой, и стадия сознания, когда он еще не готов воспринимать смерть как нечто иное, кроме наказания или трагедии.
— То есть ты хочешь сказать, что ты более развита, чем я, и поэтому способна понять это стихотворение так, как я не могу? — Я издал низкий смешок.
Лицо Теодоры застыло как камень, жесткое и невеселое. Между ее бровями пролегла борозда, и она нахмурилась еще сильнее.
— Почему ты смеешься? Я не пыталась сказать что-то смешное, а ты точно не пытался.
— Нет, нет, ты права. Я не сказал ничего смешного, и ты тоже. Что мне кажется смешным, так это то, что тебе понадобилось всего пара лет, проведенных в Спиркресте, чтобы стать снобом.
— Снобом? — Ее голос повысился от удивления. — Я вовсе не сноб. Как это я сноб?
— Ну, во-первых, ты перешла от отстаивания достоинств детских книг к вынесению суждений о моем недостатке восприятия и зрелости из-за того, что я не более чем незначительный четырнадцатилетний подросток.
— Я никогда не говорила, что ты незначительный, — говорит она. Ее тон почти такой же жесткий, как и ее поза. Ее рука обхватывает ручку, костяшки пальцев побелели.
— Ты права, это не так.
Я улыбаюсь ей, потому что говорю это искренне. Я не ничтожен — никогда им не был и не буду. Особенно для нее.
Теодора может притвориться, что я — тень, которую она топчет на земле, или притвориться, что я — стена, мимо которой она проходит, не замечая меня, но она не может притвориться, что я ничтожен.
Она смотрит на меня так, словно я только что облил ее холодной водой. — И все это только для того, чтобы я сказала о тебе что-то хорошее?
— Если это ты милая, Теодора, то мне бы не хотелось, чтобы ты меня оскорбляла.
Мы смотрим друг на друга. Ее глаза опускаются к легкой улыбке на моих губах. Она расстроена и раздражена, а я — нет, и это уже что-то значит.
Тем более что она только что обвинила меня в интеллектуальной неспособности понять стихотворение, которое мы изучаем.
— Если мне понадобилось всего пара лет, чтобы стать снобом, то сколько же времени понадобится тебе, чтобы научиться вести интеллектуальные дебаты, не прибегая к мелочным аргументам?