Мы проходим к одной из мраморных скамеек, выложенных вдоль дорожки, и выбираем ту, что наполовину скрыта в тени, отбрасываемой колючими ветвями огромного можжевельника. Мы сидим не спина к спине, а плечо к плечу. Рука Закари тепло прижимается к моей. Он снимает импровизированную крышку с еды и ест. Он держит тарелку на коленях и не делает никаких попыток предложить мне еду или побудить меня есть.
Мы сидим некоторое время, он ест, а я готовлюсь к еде. Это включает в себя своего рода внутренний ритуал, в котором я напоминаю себе, что всем людям нужны питательные вещества для выживания, что есть необходимо и что это нормально для меня, прямо сейчас.
Когда я наконец достаю еду, Закари не смотрит вниз. Он просто смотрит вперед, его глаза остекленели в раздумьях.
Удивляясь самой себе, я первой нарушаю молчание.
— Тебе следовало попросить кого-нибудь еще пойти с тобой.
Он поворачивается. В ночной темноте и тени можжевельника я едва могу разобрать его черты.
— Почему? — спрашивает он.
— Потому что быть на этой дурацкой вечеринке одной — самое удручающее, что случалось в Спиркресте.
Он издает тихий, мягкий смех. — Мм, да.
На мгновение он замолкает, а потом говорит: — Тогда ты должна была сказать "да".
В его тоне нет обиды или злости, только язвительный смешок, который заставляет его звучать намного старше, чем он есть.
— Это было нечестно.
— Заставлять нас обоих переносить эту вечеринку в одиночку — несправедливо.
— Я специально посоветовал тебе пригласить кого-нибудь другого.
— А я специально сказал тебе, что собирался пригласить только тебя.
Я бросаю на него непонимающий взгляд, который, я уверена, он видит примерно так же, как я вижу его выражение лица — почти не видит.
— Не притворяйся, что у тебя нет вариантов. Я знаю, что ты и твои друзья — самые популярные ребята в нашем классе.
— Я не говорил, что у меня нет вариантов. Мне не нужны были варианты. Я сделал выбор, и этот выбор — ты. Вот и все.
— Почему я?
Он снова смеется, на этот раз мягко и озорно.
— Кто теперь ловится на комплименты, Теодора?
Мои щеки пылают от жара, и я благодарна темноте. — Я не придаю значения лести.
— Комплимент — это не то же самое, что лесть.
— А что, если я скажу, что ни то, ни другое не нужно, если вы просто ответите правду?
— Мне нравится правда, — говорит он. — В ней есть что-то хорошее, чистое, строгое. Но иногда говорить правду и говорить правду — это не одно и то же.
— Это ничего не значащее предложение — ты любишь такие.
Он наклоняется ближе, словно пытаясь заглянуть в мои глаза даже сквозь темноту. Я не отхожу, отказываясь отступать.
— Ничтожное предложение? — повторяет он.
— Предложение, в котором звучит так, будто ты говоришь что-то значимое, но на самом деле вы не говорите вообще ничего.
— Я никогда в жизни не произносил таких предложений.
— Ты постоянно используешь их во время дебатов. Это твой фирменный стиль. Каждый раз, когда твоя команда проигрывает, это потому, что ты использовал такую фразу, и я указывала на это своей команде.
На мгновение воцаряется тишина, которая кружится и мерцает между нами, как космос. В нем нет ничего неудобного или неловкого. Оно даже не враждебно. Это похоже на близость, но без привязанности.
— Как твоя команда собирается побеждать в следующем году? — спрашивает он легким тоном. — Теперь ты потеряешь свое секретное оружие.
— Мне просто придется найти новую твою слабость, чтобы использовать ее в своих целях.
— Ты с трудом найдешь. — Я почти слышу высокомерную улыбку на его губах. — Возможно, тебе стоит подумать о том, чтобы победить меня честно и справедливо, используя веские аргументы и четкую логику.
— Я и это сделаю, не волнуйся.
Он испускает вздох, переходящий в смех, и я тоже смеюсь. Летний ночной воздух стал прохладнее, и шлейф ветра прошелся по мне, заставив вздрогнуть. Закари сминает пустые бумажные тарелки и встает, чтобы выбросить их в ближайшую урну.
Закончив, он возвращается к скамейке и встает передо мной, протягивая руку.
— Может, вернемся?
— Хорошо.
Я подаю ему руку, и он помогает мне подняться, хотя я не нуждаюсь в его помощи. Какое-то время мы просто стоим рядом друг с другом, его рука все еще на моей, наши пальцы соприкасаются в нежном прикосновении. Его присутствие рядом с моей рукой яркое и теплое, и его тепло оттаивает мой лед.
Наконец Закари отпускает мою руку, и мы переходим по вымощенной галькой дорожке обратно к французскому окну, через которое мы сбежали.